Базарин. А почему он тогда такой черный?
Сергей. А потому, что у него папан – замбийский бизнесмен. Он тут у нас учился. В Лумумбе. А потом, натурально, уехал – удалился под сень струй.
Базарин. Ах вот оно как. То есть он, получается, замбиец…
Сергей. Ну, положим, не замбиец, а га…
Базарин. Что? В каком смысле – га? Не понимаю.
Сергей. Объясняю. Папан у него из племени га. Есть такое племя у них в Замбии. Га. Но на самом деле Артур, конечно, никакой не га, а самый обыкновенный русский.
Базарин(глубокомысленно). Ну да, разумеется, поскольку мать у него русская, то вполне можно считать…
Сергей. Мать у него не русская. Мать у него вепска.
Пинский(страшно заинтересовавшись). Кто, кто у него мать?
Сергей. Вепска. Ну, карелка!.. Ну я не знаю, как вам еще объяснить. Народ у нас есть такой – вепсы…
Кирсанов. Ладно. Бери свечи и удались с глаз долой.
Сергей. Слушаюсь, ваше превосходительство! Премного благодарны, ваше высокопревосходительство! (Уходит.)
Базарин. Ну и поколение мы вырастили, господи ты боже мой!
Пинский. Да уж. С чистотой расы дело у них обстоит из рук вон плохо. По-моему, все они русофобы.
Базарин. Ах да перестаньте вы, Александр Рувимович! Вы же прекрасно понимаете, что я имею в виду. Нельзя жить без идеалов. Нельзя жить без авторитетов. Нельзя жить только для себя. А они живут так, будто кроме них никого на свете нет…
Кирсанов. Жестоки они – вот что меня пугает больше всего. Живодеры какие-то безжалостные… Во всяком случае, так мне иногда кажется… Без морали. Ногой – в голову. Лежачего. Не понимаю…
Пинский. Не понимаешь… Мало ли чего ты не понимаешь. А понимаешь ты, например, почему они при всей своей жестокости так любят детей?
Кирсанов. Не замечал.
Пинский. И напрасно. Они их любят удивительно нежно и… не знаю, как сказать… бескорыстно, что ли! Любят трогать их, тискать, возиться с ними любят. Радуются, что у них есть дети… Это совершенно естественно, но согласись, что у нашего поколения все это было не так… А то, что ты их не понимаешь… так ведь и они тебя не понимают.
Кирсанов. Не собираюсь я с тобой спорить, я только вот что хочу сказать: я не огорчаюсь, если люди не понимают меня, но мне становится очень неуютно, когда я не понимаю людей. Особенно своих детей.
Пауза.
Пинский(ни с того ни с сего). Был бы я помоложе, взял бы сейчас ноги в руки, только бы меня здесь и видели. Вынырнул бы где-нибудь в Салехарде, нанялся бы механиком в гараж, и хрен вам в зубы…
Кирсанов. Ну да – без паспорта, без документов. Всю жизнь скрывайся, как беглый каторжник…
Пинский. Да что ты понимаешь в документах, профессор? Тебе какой документ нужен? Давай пять сотен, завтра принесу.
Пауза.
Кирсанов. Ноги в руки тебе надо было в прошлом году брать. Сидел бы сейчас в Сан-Франциско – и кум королю!
Пинский. Нет уж, извини. Я всегда тебе это говорил и сейчас скажу. Они меня отсюда не выдавят, это моя страна. В самом крайнем случае – наша общая, но уж никак не ихняя. У меня здесь все. Мать моя здесь лежит, Маша моя здесь лежит, отца моего здесь расстреляли, а не в Сан-Франциско… Я, дорогой мой, это кино намерен досмотреть до конца! Другое дело – голову под топор подставлять, конечно, нет охоты. Вот я и говорю: молодость бы мне. Годиков ну хотя бы пятнадцать скинуть… дюжину хотя бы…
Звонит телефон. Все вздрагивают и смотрят на аппарат. Затем Кирсанов торопливо хватает трубку.
Кирсанов. Да!.. Это я… Ну? (Слушает.) А что случилось? (Слушает.) Ты мне скажи, дети в порядке?.. Ну, спускайся, конечно… (Вешает трубку.) Это Санька. У него какой-то нетелефонный разговор. Посреди ночи. (Замечает, что в дверях стоит Зоя Сергеевна.) Это Санька звонил, лапонька. С детьми все в порядке, но есть какой-то нетелефонный разговор. Сейчас он спустится.
Зоя Сергеевна. Повестку получил.
Кирсанов(ошеломленно). Откуда ты взяла?
Зоя Сергеевна, не отвечая, подходит к столу и протягивает что-то Кирсанову.
Зоя Сергеевна. На, прими нитронг.
Кирсанов. Чего это ради? Я нормально себя чувствую. (Кладет таблетку на язык, запивает из чашки.) Я совершенно спокоен. И тебе советую.
Входит АлександрКирсанов, старший сын. Такой же, как отец, рослый, рыхловатый, русокудрявый, но без бороды и без какого-либо апломба. Живет он на последнем этаже по этой же лестнице. Видимо, только что разбужен – лицо помятое, волосы всклокочены, он в пижаме, в руке его листок бумаги.
Александр. Папа, я ничего не понимаю! Посмотри, что мне принесли. (Протягивает отцу листок. Базарину и Пинскому.) Здравствуйте.
Зоя Сергеевна со словами "дай сюда" перехватывает листок и склоняется у свечки. Все молчат. Зоя Сергеевна читает, потом молча возвращает листок мужу, а сама садится у стола и роняет лицо в ладони.
Кирсанов(плачущим голосом). Ну что же это за мерзость, в самом деле! "Распутники города Питера…" Ну как вам это нравится?
Базарин. Распутники?!
Кирсанов. "Распутники города Питера! Явиться к восьми утра на стадион "Красная Заря"…"
Александр(ноет). Я не понимаю, как я это должен понимать… Я сначала подумал, что это розыгрыш какой-то… Но ведь приходил настоящий посыльный в какой-то черной форме… расписаться потребовал…
Зоя Сергеевна(не отнимая рук от лица). Дети проснулись?
Александр. Да нет, они спят. И потом, там у меня… В общем, там есть человек… Папа, ты что, считаешь, что это серьезно?
Пинский. Понимаешь, Саня, мы с папой тоже такие повестки получили. Во всяком случае, похожие.
Александр. Да? Ну, и что теперь надо делать? Идти туда надо, что ли? За что? Папа, ты бы позвонил кому-нибудь…
Кирсанов. Кому?
Александр. Ну я не знаю, у тебя же полно знакомых высокопоставленных… Объясни им, что у меня двое детей, не могу же я их бросить, в самом деле… Как же это можно? Что у нас сейчас – тридцать седьмой год? Тогда – враги народа, а тут вот распутником объявили ни с того ни с сего… Какой я им распутник? У меня двое детей маленьких! Пап, ну позвони хотя бы ректору! Он же все-таки член бюро горкома…
Пинский. Саня, сядь. Вот выпей чаю. Он остыл, но это ничего, хороший чай, крепкий… Не унижайся. Не унижайся, пожалуйста. И отца не заставляй унижаться. Они ведь только этого и хотят – чтобы мы перед ними на колени встали. Им ведь мало, чтобы мы им просто подчинялись, им еще надо, чтобы мы у них сапоги лизали…
Александр. Так ведь надо что-то делать, дядя Шура… Может быть, это ошибка какая-нибудь вышла… Может, можно как-то договориться. В крайнем случае отсрочку какую-нибудь получить… Ну позвони, пап!
Зоя Сергеевна. У тебя там Галина сейчас?
Александр(расстроенно). Да.
Зоя Сергеевна. Она завтра сможет побыть с детьми?
Александр. Откуда я знаю? Сможет, наверное…
Зоя Сергеевна(поднимается). Пойдем со мной, я тебе дубленку отдам.
Александр. Зачем? Какую еще дубленку?
Зоя Сергеевна. Твою. На которой я пуговицы перешила. (Направляется к двери в спальню.)
Пинский. Не надо ему дубленку. Отберут у него эту дубленку в первый же день.
Александр(безвольно следуя за матерью). Да кому она нужна, старая, облезлая… Папа, ты пока позвони… Ну надо же что-то делать… (Уходит.)
Кирсанов. Мерзость… Мерзость!!! Ну хорошо, не угодили вам, не потрафили – посадите в тюрьму, к стенке поставьте, но ведь этого вам всегда мало! Надо сначала в лицо наплевать, вымазать калом, в грязи вывалять! Перед всем честным народом – обгадить, опозорить, в парию обратить! "Богач"! "Распутник"! Это Санька-то мой – распутник! Да он же ни с какой бабой в постель лечь не может без штампа в паспорте, для него же половой акт – это таинство, освященное законом, а иначе – порок, срам, грех! Нет, он, видите ли, распутник… Ну какая же все-таки подлая страна! Ведь силища же огромная, ни с чем не сравнимая, из любого человека может сделать мокрое пятно, из целого народа может сделать мокрое пятно!.. Но почему же обязательно не просто, не прямо, а с каким-нибудь подлым вывертом?..
Базарин. Станислав, прекрати.