Именно здесь, в безусловном приоритете юридических обязанностей и ответственности среди всех правовых категорий, заключено, как уже отмечалось, своеобразие "правового содержания" советской юридической системы, наглядно и рельефно отличающее ее от построения правового материала гуманистического права. В советской юридической системе как будто бы наличествует то же самое, что и в праве, утверждающемся в современном гражданском обществе, - "субъективные права", "юридические гарантии", "меры защиты" и т. д. Но место каждого из этих юридических элементов во всей инфраструктуре правовой материи, сцепление и соотношение между ними - те узловые пункты и стержневые линии, которые связывают их в целостные образования, - таковы, что перед нами оказываются качественно разные юридические миры.
В одном случае центром, к которому стягиваются все нити юридического регулирования, являются субъективные права с надлежащими правовыми гарантиями; в другом - юридические обязанности в сопровождении юридической ответственности.
Трактовка юридических вопросов преимущественно через категории юридических обязанностей и ответственности явилась одним из выражений более широкого явления - юридического этатизма, в соответствии с которым и во всех иных плоскостях юридические вопросы рассматриваются сквозь призму категорий государства, интерпретируемых с державно-имперскими акцентами, - "государственной воли", "государственных интересов", "государственного суверенитета", "целостности государства" и т.д.
Вездесущая зависимость.
При всем возвеличивании, чуть ли не обожествлении государства, государственность в советском обществе неизменно выражалась в партийно-идеологизированных характеристиках. Сообразно этому и юридическая система в советском обществе строилась так, что над всей государственно-правовой действительностью возвышалась высшая сила - верховный законодатель, контролер и судья - коммунистическая партия.
Эта зависимость носила многосторонний, вездесущий характер.
Ни один проект закона, иного более или менее важного нормативного юридического документа не поступал "для принятия" в советские учреждения (Верховный Совет, Совет Министров и т. д.) без предварительного его утверждения в партийных органах. Все ведущие работники в юридической области - юриспруденции, прокуратуры (судьи, прокуроры, руководители юридических служб и др.) входили в состав "номенклатуры" - должностей, соискатели которых должны были прежде всего проходить процедуру утверждения в соответствующей по рангу партийной инстанции - райкоме, горкоме, обкоме, ЦК. Ни один член партии не мог быть привлечен к уголовной ответственности без предварительного решения данного вопроса в партийном порядке и т. д. Эта вездесущая зависимость деятельности юридических учреждений от партийного ведомства (повторю: в своей работе и решениях никак не связанного законом) принимала непосредственно юридически значимый характер: на основании партийных решений производились кадровые перестановки, происходила передача материальных ресурсов, денежных средств. По уголовным делам, рассматриваемым Верховным Судом, в ряде случаев меру наказания по предстоящему приговору определяло непосредственно Политбюро.
Стало быть, юридическая система, существовавшая в социалистическом обществе, была не только ущербной, приспособленной к "социализму", подогнанной под потребности и особенности партократического режима, но она к тому же еще и не являлась самостоятельной, суверенной - такой, юридические вопросы "внутри" которой решаются и рассматриваются все без исключения (только в правовом порядке в юридических процедурах на основании закона).
Право насилия.
Еще одна, по всем данным, определяющая характеристика юридической системы, вытекающая из коммунистической философии-права, - это то, что она представляла собой "право насилия".
Разумеется, данную характеристику не следует понимать упрощенно.
Позитивное право и в советском обществе было нацелено также на то, чтобы решать повседневные деловые вопросы практической жизни в хозяйстве, бытовых отношениях, деятельности коллективов и т.д. Значительная часть содержащихся в нем нормативных положений и практическая деятельность юридических учреждений призваны просто-напросто обеспечивать элементарный житейский порядок, реагировать на правонарушения, устранять неурядицы и мелочные конфликты, достигать какой-то стабилизации в жизни людей. Надо учитывать и то, что, оставаясь заложником социалистических идей, советская власть включала в ткань действующего права положения, которые - хоть во многих случаях и иллюзорно - отвечали интересам людей труда, их защите от произвола администрации (в частности, области трудового законодательства, пенсионного законодательства).
Добавим сюда и то, что право, какое оно ни есть, все же - право со своей особой логикой и спецификой. И потому, если не по существу, то формально, "по видимости" советская юридическая система не могла не функционировать так, чтобы как-то не "защищались права", чтобы так или иначе не действовали "процессуальные гарантии", не функционировали иные институты юридического порядка, которые во всем мире символизируют приверженность власти праву и законности.
Тем не менее советская юридическая система (даже в ореоле пропагандистских восторгов о "торжестве социалистического права, самого передового в мире") неизменно оставалась правом насилия.
Именно эта характеристика советской юридической системы дает полное представление об истинной сущности коммунистической философии права - той основной части марксистской идеологии в ее ленинско-сталинском, большевистском истолковании и практическом применении, которой - как и всей идеологии марксизма - официально придавался, особенно в 1950-е и в последующие годы, благообразный, европеизированный, чуть ли не либеральный облик.
Речь идет о той действительной сути марксистской философии права, впоследствии тщательно маскируемой, которая с такой обнаженностью раскрылась в высшем коммунистическом революционном праве - в "праве" большевиков на вооруженный насильственный всеохватный коммунистический эксперимент в отношении гигантской страны с многовековой историей, на расправу со всеми инакомыслящими и инакодействующими людьми.
В чем же реально состоят особенности советской юридической системы как права насилия?
Три момента являются здесь определяющими.
Первый, Советское право по своему содержанию имело отчетливо выраженный силовой характер. В нем, особенно в его "криминалистической" части (уголовном праве, исправительно-трудовом праве, уголовном процессе, да и не только в этих отраслях), доминировали юридические установления и механизмы, нацеленные на устрашение, на физическое силовое воздействие, унижение человека, попрание его элементарных человеческих прав. Дух силы, насилия представлял собой ту главную идею (если есть вообще какие-то основании именовать ее в каком бы то ни было смысле "правовой идеей"), которая в соответствии с отмеченными ранее моментами реально находилась в самом центре действующего юридического организма.
Второй момент, уже отмеченный ранее (он заслуживает того, чтобы вновь заострить на нем внимание, вновь повторить), заключается в том, что советская юридическая система оставляет за пределами официальной юридической регламентации и правосудной деятельности те сферы жизни общества, через которые приводится в действие "механизм" вооруженных сил и репрессивно-карательных органов и практически осуществляется их функционирование, и тем самым открывает неконтролируемый простор для самого жестокого, беспощадного и широкомасштабного насилия, в том числе прямого вооруженного насилия с применением современных, самых беспощадных средств уничтожения людей. Факты свидетельствуют, что даже во второй половине 1980-х годов, вплоть до запрета компартии в 1991 году, несмотря на отмену ст. 6 Конституции, на принятые законодательные документы, регламентирующие деятельность по охране общественного порядка, несмотря на все это и вопреки этому, вооруженные силы и репрессивно-карательные учреждения фактически оставались под непосредственным руководством центральных учреждений коммунистической партии, ее руководящих инстанций - ЦК, обкомов, их первых секретарей.
И наконец, третий момент, по всем показателям самый главный. Это "установленное" марксизмом "право" коммунистической власти не считаться с действующими законодательными установлениями и судебными решениями, отбрасывать их и поступать по свободному усмотрению, произволу (создавая, и то не всегда, лишь внешнюю видимость соблюдения каких-то юридических требований). Это право конституировалось и утвердилось в качестве незыблемой данности в советском обществе в первые же дни после октябрьского большевистского переворота. И теоретически в словах Ленина о том, что плох тот революционер, Который останавливается перед незыблемостью закона. И реально, практически - в разгоне в январе 1918 года большевиками всенародно избранного Учредительного Собрания.
С тех пор история советского общества в полной мере соответствует основным началам коммунистической философии, когда во "имя революции", "во имя коммунизма", "сохранения достижений социализма", без колебаний и без каких-либо ограничений применяется насилие, в том числе вооруженное насилие, включая прямой террор, физические расправы, ведение войны.