Именно потому большевики, марксисты-ленинцы считали себя вправе поступать сообразно своим идеологическим представлениям и делать со всем обществом, его институтами, с отдельными людьми что угодно - захватывать путем заговора и вооруженного насилия власть, идти реализацию утопии, на фантастический эксперимент в отношении всего народа, ликвидировать естественные механизмы и стимулы жизнедеятельности - частную собственность, рынок, предпринимательство, заменяя все это искусственно-принудительными фантомами, развязывать войну, применять массовые вооруженные насильственные акции, террор, чинить расправу над классово чуждыми элементами и единомышленниками-отступниками. Вот что говорил известный деятель Октябрьской революции, член ВЧК М.Лацис: "Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора" .
А в этой связи - еще одна особенность высшего революционного права коммунизма в том виде, в каком оно в 1917 году стало реализовываться в России. Это - придание идеологии (марксизму, партийным программам) непосредственного юридического значения и действия. Ведь согласно Декрету о суде № 1, все законоположения и юрисдикционные решения должны были соответствовать не только декретам советской власти, но в первую очередь программе (программе-минимум) коммунистической партии.
Отсюда - господство неограниченной партократической диктатуры (власти, не ограниченной законом, открыто в то время названной "диктатурой пролетариата"), когда руководящие органы партии становились правящими, обладающими высшей супервластью в государстве. Причем - такой могущественной бесконтрольной супервластъю, которая находится "над" законом, действует вне какого-либо юридического регулирования и в то же время открывает беспрепятственную возможность непосредственного, прямого (именно - непосредственного, прямого, минуя официальные советские инстанции) командования машиной государственного насилия, репрессивным аппаратом - вооруженными силами, всеми карательными учреждениями (ВЧК, прокуратурой, учреждениями внутренних дел), всеми административно-управленческими учреждениями и институтами.
Советы - представительные органы - в таких условиях играли в основном декоративную роль, их декларируемое "всевластие" прикрывало и в какой-то мере легализовывало всемогущество партократического аппарата, всей партгосноменклатуры.
Итак, хотя марксисты, теоретики и революционеры-практики, почти не употребляли здесь слово "право" (впрочем, и оно порой прорывалось то там, то здесь, вспомним; "владеть землей имеем право, а паразиты - никогда"), именно оно, право, в указанном ранее широком значении имелось в виду при обосновании пролетарской революции и диктатуры пролетариата, и именно по отношению к нему, к праву, понимаемому в широком смысле, строились основные философские и политические рассуждения Маркса, его сподвижников и ортодоксальных последователей. Так что Маркс и его последователи вопреки общепринятым представлениям вполне могут быть названы создателями особой философии права, противостоящей философии, рожденной эпохой Просвещения и французской революцией, - коммунистической философии права.
Революционное право в действии.
Надо отдать должное ленинцам-большевикам: захватив в России в октябре 1917 года власть путем заговора и вооруженного восстания, они с предельной пунктуальностью реализовали марксистские представления о революционном праве.
Право советской России 1917 - конца 1920-х годов, которое именовалось "революционным", в то время оценивалось в чем-то открыто и честно. Оно характеризовалось как "революционное правосознание", а порой - совсем уже открыто и честно - как "революционная целесообразность" .
В таком "праве" мало чего было от права в строго юридическом его значении, а больше - от непосредственного неконтролируемого революционного действования, прямого насилия. Советская власть признавала обязательными только свои, советской власти, юридические установления, да и те могли не соблюдаться по мотивам революционной целесообразности, чрезвычайных обстоятельств, исключительных случаев , то есть не соблюдаться по усмотрению самой власти, партийных и советских чиновников.
Здесь опять-таки все строго согласуется с философией марксизма, большевизма. Поскольку коммунизм, по представлениям ортодоксальных марксистов, - величайшая цель всех возможных человеческих устремлений и задач, то во имя достижения такой величайшей цели все средства хороши и допустимы. Тем более что они, эти "все средства", могут быть и в пропагандистском ракурсе преподаны просто как ответ на такие же действия эксплуататоров и угнетателей: насильственный захват власти - всего лишь ответ на господство угнетателей-эксплуататоров; национализация собственности - ответ на грабеж эксплуатируемых; революционная война - на грабительские войны господствующего меньшинства и т. п. Главное же - великая цель, да еще в ужасающих условиях эксплуататорского общества, попускает и оправдывает насилие (которое, по словам Маркса, является всего лишь "повивальной бабкой истории"). Насилие, следовательно, выступает в виде необходимого и оправданного элемента идеологии и практики коммунизма, составной части коммунистической философии права.
Насилие подкралось к реальной жизни и вошло в коммунизм еще с одной стороны. Реальная жизнь показала, что коммунистические ослепительно-чарующие проекты все-таки (несмотря на попытки возвысить марксизм над утопическими воззрениями социалистов и коммунистов прежнего времени) тоже всего лишь мечта, утопия. Они никак не согласуются с естественными основами и стимулами жизнедеятельности людей, имеющими биологические предпосылки и выраженными в соответствии с "замыслом природы" в свободе поведения, конкуренции, соревновании, которые только и способны раскрыть человеческие задатки, "окунуть людей", по словам Канта, "в трудности и работу" и создать мощную энергию развития сообщества людей.
И потому пришлось и тут во имя великой цели, во имя демонстрации хотя бы каких-то успехов коммунизма, а по сути дела - для преодоления нарастающего сопротивления коммунистическим акциям, во имя всего этого пришлось опять-таки прибегать к массовому насилию, причем к насилию самому мощному - государственному, выраженному в организации и деятельности концентрационных лагерей, вооруженном подавлении восстаний, государственных повинностях, расправах над непокорными, разнообразных формах принуждения к труду.
Плюс к этому - прокатившаяся кровавыми волнами в 1918-1921 годы по всей территории былой российской империи самая чудовищная из войн - братоубийственная Гражданская война, превратившая вооруженные расправы, смерть и кровь чуть ли не в обыденное житейское и даже романтическое дело.
Не изменила хода событий и введенная в начале 1920-х годов нэп - новая экономическая политика, которая представляла собой на деле не некий гуманный "ленинский план строительства социализма", будто бы "строя цивилизованных кооператоров", а всего лишь тактический маневр - временное и частичное отступление после, в общем-то, неудачной массированной красногвардейской коммунистической атаки и последовавшей затем тотальной разрухи экономики страны. Отступление, которое с самого начала предполагалось вскоре остановить и которое действительно уже в конце 1920-х годов по наказу Ленина было остановлено сталинским режимом.
Все это - если суммировать существо событий с октября 1917 до 1921 года - означало не только слом, разрыв закономерно-естественного развития в сторону свободы и поворот назад, пусть и к модернизированному строю тиранической власти и фанатичной идеологии, но и формирование при господстве такого строя искусственного общества, основанного на фанатизме, насилии и фальсификациях.