"Напротив, мы говорим о том, что Бог существует, потому что эти законы истинны", - ответил Эхнатон. "Это потому что они верны, мы знаем, что мир изменения и борьбы - это еще не всё. Потому что они верны, мы созерцаем Нечто неразрушимое за теми вещами, что появляются и исчезают, Нечто стоит за кажущимися вещами. Это та уникальная сущность, которую мы называем Богом. Оно неизвестно, и, возможно, непостижимо. Но есть мгновения, когда получаешь ясное представление этого способом, который не описать словами, так как это лежит в основе всех вещей, а значит и в основе нашего собственного существа"
Ученики вспомнили один из гимнов Фараона, посвященный Атону
Ты, Господь, в моем сердце…
Они были увлечены энтузиазмом молодого Фараона, говорившего о сокровенной действительности. Но как бы ни были просты его слова, они оставались им непонятными. "Если Бог может быть найден внутри нас самих, то почему мы поклоняемся ему как Солнцу?" - наконец промолвил один из них.
"Мы поклоняемся не пылающему Диску, видимому Солнцу, а невидимой Энергии, которая исходит как свет и жар - Душе Солнца. Эта энергия - та же самая, что проявляется в жизни и является основой нашей собственной души, а свет, жар и искра жизни - всего лишь различные выражения единого Принципа: Лучезарная Энергия - есть Бог. Мы восхваляем это как Атона - Солнечный Диск - потому что нигде не достигается столь величественного проявления Бога, как в Солнце, и потому что лучи Солнца - основа всей жизни и источник всех сил в мире" - отвечал Эхнатон.
Он прервал свою речь, задумавшись на некоторое время. "Невидимая Энергия является основой всего, - он продолжил, - явное и скрытое - всё существование проистекает из этого. Именно поэтому мы называем Атона "Отцом" и "Создателем" и поем ему:
Ты единственен, но миллионы жизней в Тебе…
"Я сказал Вам, что вселенная - один постоянный танец, и это так. Каждая различная форма невидимой энергии зависит от особого собственного ритма", - добавил он, предвосхищая результат научных открытий, которые свершились лишь три тысячи триста лет спустя. "Ритм, который производит свет, не является тем же самым как тот, что производит высокую температуру, или звук. И в корне жизни - чуда создания - также есть ритм. Когда мы чувствуем ритм так отчетливо, как наблюдаем видимый объект, тогда мы понимаем гармонию Бога непосредственно в нас самих".
Он снова сделал паузу и продолжил: "Есть формы энергии, о существовании которых мы даже не подозреваем; о которых, возможно, никогда не будут знать люди. Все же я говорю Вам: каждая из них соответствует особому ритму, но все они - проявления Единой Сущности, которая исходит на солнце, как жар и свет, и которая является Атоном, единственным живущим Богом, Которого я попытался открыть Вам".
Становилось жарко. Эхнатон и его ученики встали и пошли к летнему дворцу. Там встречи с Фараоном ожидали важные чиновники и иностранные послы.
И многие поразились мудрости Царя; он был немного моложе двадцати, и это был не первый раз, когда он говорил о своем Боге в словах настолько простых, что невозможно было не слушать его, но настолько экстраординарных, что после никто не знал, что думать. Старики задавались тем же вопросом, что и царица Тия много лет назад в Фивах: "Как он обрел свое странное знание, если не от самого Солнца, божественного предка его расы?". А молодые говорили в изумлении: "Другие побеждали мечом, он должен побеждать духом. С начала времен ни один царь Египта не был столь велик, как он". А иноземцы говорили "Египтяне в своей гордости называют всех своих Фараонов Богами, но этот действительно богоподобен"
Годы шли, и мир узнал, что молодой царь, "Живущий в Истине", правитель Египта, Нубии, Сирии и земель, граничащих с Верхним Евфратом, был человеком божественной мудрости. Дружелюбный царь Митанни был горд считать его одним из своих родственников. А Царь Вавилона отдал своего сына в мужья одной из дочерей Эхнатона. Он послал маленькой девочке - ей было не более 5 или 6 лет - ожерелье с более чем тысячью драгоценных камней.
Множество ученых и мудрецов среди иноземцев, слышавших об Учении Фараона, признали в универсальном Существе - Атоне - Бога, которого все религии чтят под различными именами и различными символами. И, впервые, идея, что Бог един, осветила их умы. Митанниане говорили: "Он ни кто иной, как "Владыка Лучей", которого наши предки восхваляли на Востоке давным-давно". Сирийцы и Вавилоняне говорили: "Разве Царь Египта не называет его "Богом Жизни" и "Тем, кто наполняет все сердца красотой, являющейся жизнью"? Он, несомненно, тот бог, кто умирает из года в год и воскресает каждую весну, возрождая вместе с собой и весь мир", - так как культ такого бога был широко распространен в Сирии и Вавилоне. И, если бы весть об Эхнатоне достигла в то время мистических берегов Индии, то люди той земли сказали бы "Его Бог ни кто иной, как Высшая Душа Вселенной, Которую наши мудрецы ищут при медитации".
Но мир тогда не был еще столь тесным, как сейчас. Мир тогда был очень большим. Каждая страна, каждая область отличалась от соседних как отличаются соседние государства.
Всё же Эхнатон видел единство Бога над и вне мирских различий. "Много стран; но одно небо и одно Солнце", - думал он; "и один поток жизни через все создание", - добавлял он, помня о животных и растениях, которые в их собственной манере почитают божественный свет и жар - Энергию Солнца.
И, простерев руки к небу, пред ликом Атона, он пел Солнцу.
Владыка всех людей, покоящийся над ними,
Ты бог каждой страны, восходящий для них,
Ты Дневное Солнце, великое в своей могущественности…
Нил в отдалении походил на серебро, напротив пылали бесплодные барханы пустыни - холмы упокоения. Мир казался пылающим под полуденным Солнцем. И лицо Царя сияло. Он знал, лишь немногие поняли его Учение, даже среди его близких друзей. Но он был молод, и Бог был с ним. Лучи Солнца несут ему с небес послание вечной жизни. Его учение пережило бы века, "пока лебедь не станет черным, а ворон не побелеет" как когда-то сказал один из придворных. Однажды, невежество и борьба прекратились бы; Истина победила бы; и весь мир узнал бы Бога.
Из всех стран, даже от таковых, о которых Царь никогда не слышал - от Островов, настолько далеких, что потребуются годы, чтобы достигнуть их, с неизведанных континентов - бесконечная песня хвалы уже неслась до Солнца. Много раз Эхнатон слышал её отзвук в своем сердце. Спутанный и противоречивый, это был первый гимн всего человеческого рода, объединенного в поисках настоящего Бога. А его песня будет последней - песня облагороженного мира, в котором наука и религия больше не будут оставаться разделенными, гимн будущего человечества, чьё появление займет тысячелетия, пророком и предвестником которого он был.
И трепет безграничной радости наполнял его тело, когда он думал о тех отдаленных великолепных днях.
Глава V. Заходящее Солнце
Годы шли. В священном Городе Царя Эхнатона, новой столице Египта, все было настолько красиво и безмятежно, что время, казалось, не существовало.
Однажды Царица Тия приехала из Фив, чтобы навестить своего сына; и были большие празднества по случаю ее приезда.
Когда Фараон и двор покинули прежнюю столицу, Тия некоторое время хотела последовать за ними. Но она была не в состоянии заставить себя сделать это; она любила старый дворец, озеро, по которому она плавала с Фараоном Аменхотепом, рощи, которые он посадил для неё и роскошный город - первый в мире - где она провела всю свою счастливую жизнь.
Она была рада вновь увидеть Эхнатона. Он всё еще был красивым юношей, готовящимся стать мужчиной, с тем же изящным телом и тонкими чертами лица. Только она могла заметить, время от времени, печать напряженности на его безмятежном лице и больше печали, чем когда-либо в его больших черных как уголь глазах. Она была рада видеть свою красивую невестку и своих внуков, которых любила. Когда Фараон уехал из Фив, у него был только один ребенок; теперь уже шесть. "Все дочери, к сожалению", - молодая Царица сказала со вздохом, когда осталась наедине с Тией.
"Наследница может быть столь же хорошей как и наследник; у Египта были великие царицы в прошлом", - ответила мать Фараона, утешая ее. Но она помнила, насколько она сама стремилась иметь сына. "Конечно, - добавила она, - сейчас настали трудные времена; мужчины никогда еще не были столь неуправляемы, как теперь".
Она говорила так, потому что до неё дошли слухи о растущем волнении в Сирии и Ханаане, и она знала больше чем Фараон о секретных интригах распущенных священников Амона в Фивах. Она знала, например, что прежний первосвященник Амона, который, как предполагалось, был мертв, в действительности скрывался и оставался постоянно в контакте с многими заговорщиками, пытаясь свергнуть Эхнатона я и разрушить дело всей его жизни.
Она рассказала сыну все, что знала, и предупредила его об увеличивающимся недовольстве не только священников, но и многих богатых и влиятельных людей, которые примкнули к ним.
"И что Вы хотите, чтобы я сделал?", - спросил Фараон.
"Или пресеките восстание в корне, арестовав сразу всех злодеев, или достигните соглашения с ними и выиграйте время. Культ Атона одержит конечную победу, только если Вы тактично себя поведете. Если нет…". Она не закончила, но он понял: "В противном случае он погибнет навсегда".