Работаю в Израильской федерации профсоюзов (Гистадрут). Со стороны я кажусь человеком закрытым, но в действительности это не так, просто я слишком чувствительна ко всему, что происходит вокруг и потому мне самой с собой бывает трудно. Очень люблю читать, люблю театр и классическую музыку, обожаю учиться и познавать новое.
На проект меня привело чувство, что проходят годы, жизнь пролетает и очень хочется создать что-то для души, сделать что-то самой. Я искала среду, где могла бы раскрыться, почувствовать себя счастливее, найти свое призвание, новое дело, хотела выйти из рутины, в которой находилась в последние годы.
Мой рассказ "Летний дождь" родился совершенно спонтанно. Думаю, что в нем затронуты не только мои личные проблемы – черствость, равнодушие, с которыми часто сталкиваюсь сама. Мы заняты осуждением окружающих, вместо того, чтобы понять и принять их. Мы уже давно не знакомимся со своими соседями.
Мне очень хотелось подчеркнуть, как важно открываться, быть добрее друг к другу. Ведь в нашей "скорлупе" мы часто не видим красоту, что правит миром. И когда мы её замечаем, то для злости и ненависти уже не остается места. Летний дождь или поэзия одиночества
Ну вот еще чуть-чуть, и я дома… И что это кошелка-то тяжелая такая? Что я туда напихала? Господи, серость-то какая! Tак вот прям на грудь и давит. Дышать нечем. Задолбали на работе. Поди туда, принеси то…
Крутишься как белка в колесе, стараешься. Ну, хоть бы одно слово, душу греющее сказали! Не-е-ет! Зато, если что не так… ух!
Так сразу и понимаешь – хуже тебя на свете нет. Домой!
А дома-то что? Ну, приду. Разгружусь. Посмотрю кругом. Боже! Что меня в пятницу ждет! Потом сяду на кухне на минуточку с думами своими. Опять вот мужик никакой попался. И где он, вот этот, у которого в сердце никто моего места не займет, как у Керен Пелес, помните? Хорошо поет, душевно.
Дети соседские… молчат только когда едят. Наверное, не часто у них это бывает. Мамашка, понятное дело, такая же… Бедная, конечно, женщина. Муж пьет не в себя. Троих детей кормить нечем. Как что задумает приготовить, яичницу, к примеру, так сразу ко мне приходит: "Милочка, дай яичек, как получка придет, сразу куплю и отдам". Получка, наверное, адреса её не знает. Интересно, что у нее сегодня в меню?
Ну вот. Во двор свой любимый зашла. А воняет-то как! Опять мусор не убрали. Дети бешеные носятся, орут, музыка нанайская из каждого второго окна… Всё такое несчастное, некрасивое, убогое…
Но всё же есть что-то, что поддерживает силы! Приду домой, кошелки покидаю и включу музыку – утверждающего Брамса или страстного Стравинского, а может быть ужасно грустного Петтерсона. Их произведения написаны так давно, но их я понимаю, скорблю, радуюсь, грущу вместе с ними.
Выбрала Брамса, устроилась в своем стареньком, потертом, но очень уютном кресле, закрыла глаза и потихоньку начала растворяться в звуках, переноситься в другую реальность…
И вот в оргазмическое крещендо вклинился посторонний звук, еще один, еще… на пушинке одуванчика зигзагами спускаюсь с облаков…
Звонок в дверь. Мое сердце упало от разочарования. Не совсем еще вернувшись в реальность, открываю дверь.
Соседка. Это стоит описания! Значит так: совершенно растоптанные, потерявшие всякую форму обувки, какой-то балахон, похожий на археологическую находку и совершенно не позволяющий догадаться, что под ним. И вот голова – такой большой ком ваты, из кома торчат куски без всякого порядка – её волосы. Но! Надо отдать должное попытке приукрасить облик – спереди прицеплена этакая заколка в виде огромной бабочки, она (бабочка) переливается всеми цветами радуги и кажется абсолютным пришельцем на этом… всём.
Так и кажется, что эта бабочка переносит повсюду свою хозяйку из одного места в другое. Из этой замысловатой оправы угадывается лицо. Оно выдержано в общем стиле – трудно определяемое, цвета немытого. Глаза… жалостливые такие! Из-за балахона выглядывает голова-ребенок, маленькая копия мамашки, с тем же выражением глаз. Открывается рот, и из него звучат совершенно ожидаемые слова, совершенно ожидаемым тоном, с выражением всей боли еврейского народа: "Милочка, здравствуйте, увидела вас из окошка и вот прибежала. Выручайте, решила щей наварить, а капусты нету. Они, детки мои, вокруг меня ходют, ходют".
Теперь понимаю, голова из-под балахона – "группа поддержки". Без слов тащусь на кухню, приношу что было – половину кочана капусты. "Красавица моя, не знаю, как благодарить!" – ну, сейчас еще вернуть пообещает. Не дожидаясь окончания звездопада благодарностей, закрываю дверь. Она не обидится, с ней по-другому не обращаются.
Ну, вот скажите вы мне, ради бога, где все мои восторги от вечно прекрасного? Это вот моя земная жизнь – сплошное уныние, серость, нищета и жалость. Назовешь её прекрасной? Или, хотя бы, может быть есть надежда, что она станет хоть чуть менее серо-тягучей?
Ладно уж, коль меня на землю эту цветущую, непонятно кем обетованную, вернули, пойду, займусь прозой – вынесу мусор…
На улице по-прежнему серо и тускло.
И вдруг… вся эта небесная бетонная серость разверзлась с шумом и грохотом надо мною, и словно открылся верхний этаж… а оттуда капля за каплей, весомые, огромные и вслед – лавина водная! Она, наполненная солнечным светом, восторгом, переливается всеми цветами радуги. Будто кому-то там наверху на всю эту убогость смотреть надоело, и всё кругом преобразилось, ну то есть совершенно!
Дерево… откуда оно? Какое красивое! И дети… как бы хотелось поплескаться с ними в луже!
Летний дождь… Чудо какое! Откуда это?! Стою, сознание прямо потеряла, наверное, с открытым ртом. Будто кто-то другой, не я.
Лавина, теплая, ласковая и вместе с тем мощная невероятно. Она будто вымыла меня всю изнутри, в глазах прояснилось. Будто бестелесной стала, грудь расширилась, наполнилась пьянящим воздухом, и парю я тут как воздушный шарик, покачиваясь на волнах… Все заботы, думы – суета одна.
Ну и хрен с этими мужиками, красоты такой не видят (меня-то есть). Главное, что мне с моей новой радостью совсем не одиноко. Хорошо бы соседка сегодня зашла, я бы ей еще и картошечки к щам подарила. Про бабочку её мысль пронеслась. Ведь может быть, эта бабочка – воплощение её неосознанной тяги к лучшей красивой жизни, наполненной цветами и радостью. И вообще, не всем в жизни был дан шанс познать это вечно прекрасное, и не всем в свое время сказали: "Можно. Иди и твори". Не всем в детстве говорили: "Ты самый лучший и любимый, я всегда буду рядом!" За что же их презирать теперь, и что это даст?
Вот если бы всех людей на свете обмыл этот чудесный летний дождь, и все бы поняли, что единственное, что может нас спасти – это любовь, любовь друг другу, к бегающим, ползающим, цветущим и растущим…
Л-ю-ю-ю-д-и!!! Мир прекрасен и удивителен! Кто это знает, поделитесь своей радостью. Любите друг друга, не топчите, не презирайте – просто любите! Только так можно выжить, поверьте!
Слово художника
Меня зовут Маша Ройтман. Я начинающий и активно развивающийся художник-иллюстратор, в прошлом – практикующий психолог. Еще мама четверых чудесных детей. Человек сложный, ранимый и хороший.
В проект "Живое Слово" меня привела дружба с Леа Веденски. Тогда я и представить не могла, что он окажется настоящим прорывом к самой себе, моим "волшебным пенделем".
Хоть я и рисовала сколько себя помню, и в детстве училась в школе искусств, а поступила в итоге на психолога исключительно из разумных соображений, ведь "художники – это нищая богема!" Но любовь к рисованию всё же продолжала жить во мне на задворках души. Работа над иллюстрациями этой книги словно пробудила меня, дала веру в себя и смелость, а в конечном итоге привела к занятию любимым делом. От этого я чувствую себя по настоящему счастливой.
Надо сказать, работать было тяжело душевно. Я буквально нутром проживала рассказы, они запускали мои внутренние процессы, тревоги, страхи. Каждый раз мне было безумно сложно начать рисовать. Я думала: "Господи! Ну за что?! Я не хочу этого чувствовать!" А потом, сами собой, где-то в животе рождались образы, некоторые легко, а некоторые в муках. Эта работа стала для меня путешествием и в собственный "теневой дом", куда давным-давно не заглядывала, а тут наконец зашла и навела порядок. Не знаю, как иначе выразить то, что произошло со мной.
Одним словом, с этой книгой я прошла большой и важный путь и мне до сих пор не верится, что я вижу в ней мои рисунки, вижу часть себя самой. Это потрясающее чувство! Послесловие
Заканчивая эту книгу, я испытываю приятное чувство – на душе тихо и светло.
Истории-сущности, жившие в моей душе, словно птицы выпорхнули из гнезда и обрели свободу. Теперь у них своя судьба. Не знаю, найдут ли они место в душах и мыслях других людей, но абсолютно уверена, что просто не могла ими не поделиться.
Несколько лет назад одна подруга рассказала мне о том, как много для нее значили вечера, когда бабушка открывала заветную шкатулку и читала дедушкины письма, которые он присылал ей сначала с фронта, а потом из экспедиций. Деда уже давно не было в этом мире, но в письмах он по-прежнему жил: тосковал по дому, горевал о потерянных друзьях, преодолевал трудности и беззаветно любил свою жену, свою семью, любил всем сердцем. В этих посланиях он стремился оставить им как можно больше от себя, раскрыть душу.
"Знаешь, в самые сложные периоды жизни я вспоминаю именно эти вечера. Слова деда прочно сохранились в моей памяти и всегда давали силы жить дальше, верить, что всё будет хорошо" – сказала она мне.
Господи, как же это просто! – подумала я тогда. – Ведь чего в это тревожное время нам так отчаянно не хватает? Именно таких сокровенных, личных писем, которые напоминали бы нам о главном, которые трогали бы нас до слез. Писем, которые хочется хранить и перечитывать, которые можно носить у сердца!
Потом я долго думала о нашей беседе и пыталась представить себе, насколько другой была бы наша жизнь. Какими другими были бы мы, будь у нас время и силы на то, чтобы делиться сокровенным – чувствами, мыслями, опытом, своими историями-сущностями, хотя бы с нашими близкими…
Моей фантазии не хватило, чтобы в полном объеме представить это, но в одном я убеждена – мы бы намного больше знали о себе самих, мы бы лучше понимали и чувствовали друг друга, мы были бы мудрее, а наша жизнь глубже и интереснее…
Леа Веденски
О Жизни, Смерти и Любви
Записи на полях в дневнике психолога
Литературный редактор Гульнара Сабрекова
Графический дизайнер Татьяна Соколовская
Художник-иллюстратор Маша Ройтман
E.C.T. Center
Mirai Art Studio