Жизнь Чарльза Гиббса
Содержит рассказ о зверствах, совершенных им в Вест-Индии.
Этот свирепый и жестокий пират, будучи еще совсем молодым человеком, предавался порокам, которые были совсем не свойственны юношам того времени. Друзья мягко упрекали его и советовали исправиться, а любящий отец прибегал к более суровым методам вразумления, но от этого стало только хуже. Гиббс отплатил тем, кого он считал своими лучшими друзьями и кто проявил так много заботы о его благополучии, черной неблагодарностью. Его бесславная карьера и позорная смерть на виселице "заставили его родителей поседеть от горя и свели их в могилу". Жестокие бедствия, которые преступления детей навлекают на родителей, должны стать для них самым убедительным доводом против греховной жизни.
Чарльз Гиббс родился в штате Род-Айленд в 1794 году; его родители и их друзья принадлежали к самым уважаемым гражданам штата. В школе он считался очень одаренным ребенком, но таким строптивым и непокорным, что ни розги, ни добрый совет не могли его образумить, и он был исключен из школы.
Его отправили работать на ферму, но, испытывая огромную антипатию к работе и имея склонность к бродяжничеству, он, подобно многим неразумным юнцам в этом возрасте (а ему было тогда пятнадцать), обожал море. Не послушавшись советов родителей, он тайно покинул их и поступил на американский военный шлюп под названием "Шершень": Гиббс принимал участие в сражении у побережья Пернамбуко, когда "Шершень" захватил в плен британский военный шлюп "Павлин". Когда "Шершень" возвратился в Соединенные Штаты, его командир капитан Лоуренс в награду за храбрость получил под свое командование несчастный корабль "Чезапик", и Гиббс вслед за своим капитаном перешел туда. Он отличился в бою с "Шенноном", в котором Лоуренс погиб, а "Чезапик" был захвачен в плен. Гиббс утверждал, что перед началом боя команда "Чезапика" была на грани бунта из-за того, что ей не выплатили призовых денег, поэтому призыв капитана Лоуренса был встречен весьма холодно и сопровождался недовольным ворчанием.
После боя Гиббс вместе с уцелевшими в нем моряками попал в плен и сидел в Дартмурской тюрьме, пока их не обменяли.
После обмена пленными Гиббс вернулся в Бостон и, решив оставить морскую службу, обратился к друзьям в Род-Айленде с просьбой помочь ему открыть свое собственное дело. Они одолжили ему тысячу долларов в качестве стартового капитала. Он открыл бакалейную лавку на Энн-стрит, неподалеку от района Оловянный Горшок, где обитали брошенные женщины и люди, ведущие распутный образ жизни. Поскольку он продавал в основном спиртные напитки и имел "лицензию на розничную торговлю спиртом", его лавочка никогда не пустовала. Но он продавал спиртное преимущественно продажным женщинам, которые платили ему натурой, а это, хотя и отвечало его наклонностям, не позволяло приобретать продукты или оплачивать аренду, и он обнаружил, что его капиталы быстро тают, а наличности, которая восполняла бы затраты, как не было, так и нет. Бизнес Гиббса прогорел из-за его небрежности и мотовства. Он решил бросить все и снова вернуться на флот. Имея в кармане сто долларов – все, что осталось от взятой взаймы тысячи, – он сел на корабль "Джон" и отправился в Буэнос-Айрес. Вскоре после прибытия деньги у него закончились, и он нанялся на местный капер и ушел в плавание. Из-за ссоры между офицерами и командой, которая считала, что ее обделили при разделе призовых денег, на борту вспыхнул бунт; бунтовщики одержали верх, завладели кораблем, высадили команду на побережье Флориды и отправились в Вест-Индию, решив во что бы то ни стало разбогатеть. Их мечта вскоре исполнилась, ибо они захватили более двадцати судов и убили почти четыре сотни человек!
Пираты продавали свою добычу в Гаване; Гиббс ходил в этих местах совершенно безнаказанно и знал в этом пиратском гнезде все ходы и выходы. Он и его товарищи проживали в тех же самых домах, где останавливались многие американские офицеры, которых посылали сюда, чтобы изловить их. Он был знаком со многими из них и знал о том, куда они направятся, еще до того, как они выходили из гавани. Однажды два пиратских судна захватили у мыса Антонио американское судно "Каролина". Они были заняты выгрузкой его товаров на сушу, когда в море показался британский военный шлюп "Джеарус", с которого были высланы лодки, чтобы напасть на них. Пираты укрылись в небольшой четырехпушечной батарее, которую они здесь построили, и пытались обороняться, но в конце концов вынуждены были бросить оба судна – свое и захваченное – и бежать в горы. "Джеарус" обнаружил здесь остовы двенадцати сожженных кораблей, команды которых в количестве ста пятидесяти человек были убиты. Моряков с захваченных судов в случае, если пираты считали, что убивать их незачем, сажали в шлюпки и отпускали на волю, очень часто без единой вещи, которая помогла бы им продержаться хотя бы день, поэтому не всем повезло спастись. Пираты любили говорить: "Мертвые молчат" – и, захватив судно, тут же решали, что они сделают с командой и пассажирами. Если большинство высказывалось за то, чтобы убить их, одного кивка или подмигивания было достаточно, чтобы уничтожить всех пленников вне зависимости от пола и возраста. Все мольбы о пощаде были бесполезны; пираты не знали, что такое жалость, и, не обращая внимания на вопли и предсмертные стоны своих жертв, убивали направо и налево. Они устраивали соревнования – кто своими руками убьет больше людей и сделает это быстрее всех.
Безо всяких причин, кроме удовлетворения своих дьявольских пристрастий (в моменты упоения властью), они часто и совершенно без нужды проливали кровь, превращая женщин во вдов, а детей – в сирот даже в тех случаях, когда жизни несчастных жертв могли быть сохранены без каких-либо неблагоприятных последствий для самих разбойников.
Гиббс утверждал, что где-то в 1819 году он покинул Гавану и приехал в Соединенные Штаты, прихватив с собой тридцать тысяч долларов. Он провел несколько недель в Нью-Йорке, а затем отправился в Бостон, где сел на судно "Изумруд" и отплыл в Ливерпуль. Но прежде чем покинуть Америку, он спустил значительную часть своих денег в игорных домах и на кутежи. Он провел несколько месяцев в Ливерпуле, а потом возвратился в Бостон. Место, где он жил в Ливерпуле, теперь точно установлено благодаря его собственному признанию и помощи другого источника. Одна женщина, живущая сейчас в Нью-Йорке, хорошо знала его в Ливерпуле, где он, по ее словам, жил как джентльмен со средствами. Рассказывая о своем знакомстве с этой женщиной, Гиббс заявил: "Я влюбился в женщину, которую считал воплощением всех добродетелей, но она меня предала; я с сожалением признаю, что сердце, которое никогда не трогали сцены насилия и кровопролития, на какое-то время превратилось в сердце ребенка, и я стал кутить, чтобы заглушить душевную боль. Как часто, когда рассеивались винные пары, предавался я воспоминаниям о моих добрых и любящих родителях и их божественных советах! Но когда внутри меня начинал двигаться маленький монитор, я тут же хватался за бутылку, чтобы скрыться от самого себя, и пил до тех пор, пока не наступало опьянение. Мои друзья советовали взять себя в руки и обещали свою помощь, но демон по-прежнему искушал меня, и я отвергал все их советы".
В 1826 году он снова приехал в Соединенные Штаты и, узнав о войне Бразилии с Республикой Буэнос-Айрес, покинул Бостон на бриге "Хитти", приписанном к Портсмуту, намереваясь, как он утверждал, попытать счастья, защищая республиканское правительство. Прибыв в Буэнос-Айрес, он явился к адмиралу Брауну и сообщил о своем желании поступить на службу во флот республики. Адмирал проводил его к губернатору, и тот выдал ему патент на звание лейтенанта. Гиббс поступил на тридцатичетырехпушечный корабль под названием "Двадцать пятое мая". "Здесь, – говорит Гиббс, – я встретил лейтенанта Доджа – своего старого знакомого – и нескольких других моряков, с которыми я плавал. Когда губернатор подписывал мой патент, он сказал, что трусы им на флоте не нужны, а я ответил, что когда он узнает меня лучше, то не станет больше сомневаться в моей храбрости и умении воевать. Он поблагодарил меня и выразил надежду, что не разочаруется во мне; потом мы выпили за его здоровье и за победу республики. После этого он преподнес мне шпагу и просил носить ее как спутницу в борьбе за независимость республики, исхода которой еще никто не знал. Я заявил, что не посрамлю ее, пока моя рука способна держать оружие. Примерно четыре месяца я служил на корабле в должности 5-го лейтенанта. За это время мы несколько раз вступали в бой с врагом. Я сумел завоевать доверие адмирала Брауна, и он назначил меня командиром каперской шхуны, на борту которой стояло две длинноствольные двадцатичетырехфутовые пушки, а команда насчитывала сорок шесть человек. Я вышел из Буэнос-Айреса, совершил два удачных плавания и благополучно вернулся в порт. Потом я купил половину новой балтиморской шхуны и снова вышел в море, но через семь дней был захвачен в плен и доставлен в Рио-де-Жанейро, где бразильцы вернули мне деньги за шхуну. Я пробыл там до заключения мира, после чего вернулся в Буэнос-Айрес, а оттуда – в Нью-Йорк.