Примеру императрицы следовали и дочери. Ольга Николаевна вспоминала: "Промышленность начинала развиваться, пробовали торговать своими товарами. Папа всячески поддерживал промышленников, как, например, некоего Рогожина, который изготовлял тафту и бархат. Ему мы обязаны своими первыми бархатными платьями, которые мы надевали по воскресеньям в церковь. Это праздничное одеяние состояло из муслиновой юбки и бархатного корсажа фиолетового цвета. К нему мы надевали нитку жемчуга с кистью, подарок шаха Персидского. Почти всегда мы, сестры, были одинаково одеты, только Мери разрешено было еще прикалывать цветы".
А зимой 1843 года на одном из костюмированных балов дочери императора Адини, Ольга и еще несколько барышень появились "в средневековых костюмах из голубого шелка, отделанного горностаем, на голове лента, усеянная камнями, наподобие короны Св. Людовика". Когда же их спрашивали, что это за костюмы, шалуньи с апломбом отвечали: "Вы ведь знаете, это костюмы девушек из Дюнкерка!" – "О да, конечно! Известная легенда!". Никто не посмел сознаться, что он ничего не знал об этой легенде, так как её просто не существовало, а милые выдумщицы с удовольствием всех разыграли. Невинное плутовство затейниц заставило августейшего батюшку долго и от души смеяться над простодушными умниками, которые пытались выдавать себя за знатоков истории.
Отличительной особенностью отрешившихся от мира монахинь ордена францисканцев, славившегося суровой строгостью иноческой жизни, была узловатая верёвка-"корда", которой они подпоясывали свои одеяния-балахоны из грубой шерсти. Из-за этого атрибута остроумные французы прозвали францисканок "кордельерами" ("cordelière"), а в эпоху Позднего Возрождения именно так стали именовать витые пояса или толстые шнуры, небрежно обвивавшие гибкие талии красавиц.
Однако, подражая модницам XVI века, мать и супруга русского могущественного самодержца могли позволить себе цепь-"кордельеру", составленную из уподобленных узлам крупных жемчужин. Только теперь концы драгоценной "верёвки" закрепляли на предплечьях изящными пряжками, и жемчужные "чётки" свисали (да не в один, а в три-четыре ряда) тяжёлыми полуовалами почти до колен августейшей особы. Светские же бонвиваны не преминули обыграть название модного украшения, французское слово "кордельера" означало также узловатую верёвку для лазания на неприступные вершины. Великая княгиня Ольга Николаевна вспоминала, как девятилетней девочкой стояла возле трона в Георгиевском зале Зимнего дворца, с любопытством разглядывая экзотическое персидское посольство во главе с принцем Хозрев-Мирзой. Не могла она насмотреться и на прекрасные подарки, поднесённые русскому государю: усеянные крупной голубой бирюзой чепраки и сёдла с серебряными стременами. Но ещё больше приковывали всеобщее внимание роскошные дары супруге Николая I: персидские шали, драгоценные ткани, дивная эмаль, маленькие чашечки для кофе английского вустерского фарфора с портретом бородатого шаха в тяжёлой восточной короне. Да и восхитительный "четырёхрядный жемчуг, который отличался не столько своей безупречностью, сколько длиной", Александра Феодоровна впоследствии "охотно носила его на торжественных приёмах", а потом завещала эту изумительную, почти готовую кордельеру средней дочери Ольге. Эти четыре "нитки из 596 жемчужин с бриллиантовыми замочками" стоили тогда 11 388 рублей. Да и декольте вдовствующей императрицы Марии Федоровны непременно обвивали сказочно прекрасные "три нитки крупного жемчуга".
Кстати, в перечни коронных драгоценностей вписано множество баснословной роскоши низок из жемчужин фантастической величины. Тут и двойная нитка из двадцати одного и двадцати трёх перлов, причём каждое зерно весило около четырнадцати с четвертью каратов. Да и "севинье, переделанный к 1 января 1833 года", украшала "жемчужина подвескою продолговатая овальная" в 77 карат, а рядом с ней покоилась в оправе другая, "бутоном", хотя и в два раза меньше, но всё-таки в 38 карат.
Жаль, что не указана длина каждой из четырёх других "ниток", рассортированных по величине составляющих их камней: в первой насчитывалось тридцать девять чистых жемчужин в 4–5 каратов каждая, во второй – шестьдесят пять, чей вес был в 3–4 карата. Третья была снизана из шестисот сорока восьми перлов, на сей раз от 1/2 до 3-х каратов. Наконец, четвёртую образовывали самые мелкие двести двадцать шесть зёрен, с массой "только" от /2 до 1/2 каратов каждое. В примечании к описи специально оговаривалось, что все "жемчуги снизаны в нескольких нитках, которые иногда перенизываются и потому число зерен в нитках изменяется". При таком изобилии жемчуга неудивительны часто обновлявшиеся сказочные уборы членов императорской семьи, так как перлы, к сожалению, недолговечны, при старении они теряют свою красоту.
Однажды присутствовавшие на балу данном обер-церемониймейстером Станиславом Потоцким, не могли наглядеться на Елизавету Воронцову в розовом атласном платье и насмотреться на её кордельеру "из самых крупных бриллиантов", ослепительно сверкавших при сложных па мазурки, удивительно легко и с неподражаемым изяществом танцуемой графиней с ясновельможным хозяином вечера.
Постепенно стали вноситься изменения в эсклаважи, причем новым содержанием наполнилось и само название этого украшения: на смену колье-ошейнику, знаменующему "рабство" у богини Венеры, сначала пришли ожерелья со звеньями, соединяемыми в прихотливом узоре изящными "цепями" в знак обуревающих узников сладостных чувств, а теперь превратившиеся в целую конструкцию, именуемую "сердечной неволей" и на сей раз украшающую не шеи, а руки влюблённых, изнывающих от жестокой страсти. "Дамский журнал" просвещал в 1833 году модниц: "Появился новый род эмалевых браслет. Сии браслеты, богато отделанные, соединяются с кольцом посредством небольшой цепочки, которая движется, извиваясь от кисти руки до одного из пальцев. Отделка цепочки и кольца должна быть в одном роде с браслетами". У некоторых красавиц, гордо демонстрировавших "эсклаважи" поверх перчаток, замок браслета выглядел сердечком, отпираемым маленьким ключиком. Но что говорить о дамах, если даже сам Александр Сергеевич Пушкин надевал (правда, под одежду) на левую руку соединённые друг с другом цепочкой два браслета с зелёной яшмой и какой-то турецкой надписью, причём один обруч располагался над локтем, а другой – у кисти.
Чувствительные особы обожали помещать на украшениях всевозможную любовную символику и трогательные девизы. Да и нежная дружба не оставалась забытой. Знаменитая красавица Аврора Карловна Шернваль в день своей свадьбы, в знак расставания с любимой подругой, великой княжной Ольгой Николаевной, подарила той "слезу своего сердца" – "маленькое чёрное эмалевое сердце с бриллиантом".
Дамы продолжали в избытке унизывать свои персты. На безымянном пальце правой руки великой княгини Марии Александровны, супруги престолонаследника, красовалось "множество колец; это были воспоминания её детства, юности, тут были кольца её матери; все недорогие и не имевшие даже особенного наружного достоинства. На левой руке она носила очень толстое обручальное кольцо и другое, такое же толстое, с узорчатою чеканкою, поперечник, такой же толщины, был прикреплен большим рубином. Это – фамильное кольцо, подаренное государем всем членам царской семьи".
Костюмированные балы становились "гвоздём сезона" во всех европейских городах. Парижане долго вспоминали пышность маскарадов, данных Марией-Каролиной Неаполитанской, вдовой герцога Беррийского и невесткой французского короля Карла X: в 1828 году с большим успехом прошёл "турецкий бал". Спустя год светское общество окунулось во времена Марии Стюарт, королевы Шотландии и Франции, известной дивной красотой и своими злоключениями из-за прав на трон Альбиона, завершившимися казнью в 1587 году по приказу английской монархини Елизаветы I.