Первые эшелоны были направлены в столицу в 6:50 5 (18) июля. Один за другим они направлялись в Петроград, куда стали прибывать 6–7 (19–20) июля. Уже утром 6 (19) июля ситуация начала резко меняться в пользу Временного правительства. По распоряжению Половцова от большевиков были очищены Петропавловская крепость, дом Кшесинской, цирк Модерн. Город был спокоен, повсюду виднелись казачьи разъезды, на Невском толпы стояли уже только на тротуарах, повсюду говорили об измене и предателях. Перелом настроений стал очевиден. По требованию представителей верных правительству полков гарнизона была создана комиссия по расследованию событий. Днем глава правительства подписал постановление о безусловном запрете на "всякие самочинные действия, аресты и обыски" и о наказаниях за разбой, бандитизм и прочие насилия, а также за призывы к ним. Эти преступления наказывались заключением в крепость на срок не свыше 3 лет. Виновные в призывах к неисполнению приказов властей наказывались как за государственную измену. Несмотря на страшное звучание последнего наказания, на практике оно не представляло собой ничего страшного. В воюющей стране не было смертной казни, как, впрочем, и власти, которая могла бы гарантировать сколько-нибудь длительное заключение.
Керенский был явно доволен собой и удовлетворен результатами легкой победы в тылу. Многие в этот момент явно были склонны принимать желаемое за действительное. "Вооруженное восстание в Петрограде подавлено, – заявили, например, "Русские Ведомости". – "Подавлено", впрочем, может быть, не совсем подходящее в данном случае слово, потому что восстание не столько разбилось о сопротивление оставшихся верными временному правительству войск, сколько угасло естественным путем вследствие внутреннего бессилия. Брошенных большевиками лозунгов оказалось достаточно, чтобы вызвать крупные беспорядки и кровопролитие на улицах столицы, но эти лозунги бессильны создать организованное движение".
Казалось, что большевиков можно уже не бояться. Первой жертвой этих настроений стал Переверзев, отправленный в отставку. Формально основанием для этого послужило обвинение в преждевременном предании гласности информации о большевиках. Особенно раздражало Керенского и его окружение то, что их коллега решился на самостоятельные действия. Такое не прощалось, победитель должен быть один, и он должен был показать себя на поле победы, благо оно было уже безопасно. Керенский принял решение вернуться в столицу, куда он прибыл из Могилева вечером 6 (19) июля.
Толпы встречали спасителя революции с энтузиазмом, что не могло не радовать любившего аплодисменты и шумные представления министра. Практически сразу же по прибытии он издал приказ, объяснявший попытку переворота заговором немецких шпионов. В тот же день за подписью Львова и Керенского было отдано и другое распоряжение: "Воинские части, принявшие участие в вооруженном мятеже 3, 4 и 5 сего июля месяца 1917 г. в гор. Петрограде и его окрестностях, расформировать и личный состав их распределить по усмотрению военного и морского министра". Поначалу, вопреки надеждам одних и страхам других, особого рвения в добивании врага победители все же не проявили. Весьма показателен тот факт, что они не стали развивать свой успех в обвинении большевиков в предательстве.
Между тем размах активности большевиков предполагал наличие средств. По окончании волнений у арестованных матросов и солдат было изъято большое количество фальшивых десятирублевых кредитных билетов, производство которых еще до войны было налажено в Германии. 6 (19) июля Исполком Совета рабочих и солдатских депутатов принял следующее обращение: "В связи с распространяющимся по городу и проникшими в печать обвинениями Н. Ленина и других политических деятелей в получении денег из темного германского источника, Исполнительный комитет доводит до всеобщего сведения, что им образована комиссия для рассмотрения дела. Ввиду этого впредь до окончания работ комиссии, И. К. предлагает воздержаться от разных позорящих обвинений и от выражения своего отношения к ним и считает всякого рода выступления по этому поводу недопустимыми".
7 (20) июля Керенский отдал приказ по армии и флоту, которым обязал немедленно распустить и переизбрать вновь ЦК Балтфлота, изъять из состава береговых команд и экипажей судов подозрительных лиц и агитаторов. Особое внимание было уделено Кронштадту и командам линкоров "Петропавловск", "Слава" и "Республика". Они должны были в 24 часа арестовать зачинщиков волнений и выслать их в Петроград для проведения следствия. В случае неподчинения Керенский грозился объявить ослушников изменниками Родины и революции. Навести порядок в Кронштадте правительству так и не удалось, но в столице ему было на кого положиться.
7 (20) июля был разоружен 1-й пулеметный полк. Его солдаты поначалу не хотели сдавать оружие, но, убедившись в том, что поддержки со стороны других частей гарнизона не будет, все же подчинились приказу. Деваться им было некуда: 6–7 (19–20) июля в столицу постоянно прибывали снятые с фронта и верные правительству полки. Центр города находился под прочным контролем патрулей, поддержанных бронеавтомобилями. Победа над большевиками и все более явное падение авторитета представителей партий несоциалистической направленности привели к еще одному закономерному последствию. 7 (20) июля князь Львов покинул правительство, написав открытое письмо о своем несогласии (в частности, по вопросу о республиканском строе) с большинством министров. Впрочем, разногласия правого порядка уже не имели значения: все решала сила.
В тот же день, 7 (20) июля, под Киевом приступили к разоружению полка имени гетмана Полуботка. Около 5 тыс. полуботковцев, которые вышли из-под подчинения и начали терроризировать город, были блокированы в деревне Грушевка силами школы прапорщиков, запасным саперным батальоном и 1-м украинским гетмана Богдана Хмельницкого полком. После небольшой перестрелки полуботковцы начали сдавать оружие. Иногда разоружение завершалось неожиданными сюрпризами. Так, в запасном батальоне гвардии Гренадерского полка, стоявшем в столице, было найдено два орудия с большим количеством снарядов, о существовании которых не знали офицеры.
К счастью, активного сопротивления никто не оказывал: состояние солдат, лишившихся своих лидеров, скрывшихся после неудачного выступления, было явно подавленным.
Катастрофа на Юго-Западном фронте
Керенскому казалось, что он уже справился с восстанием большевиков, а свободные солдаты вот-вот должны были нанести очередной удар по врагу, вдохновившись пламенными призывами его речей. На самом деле на германо-австрийском фронте время успехов подходило к концу. Почти полное отсутствие координации в действиях противника позволило немцам свободно распоряжаться своими резервами и сосредоточить свои свободные силы на Тарнопольском направлении. 19 июля 9 германских дивизий под командованием генерала фон Винклера нанесли мощный контрудар между реками Серет и Стрыпа. После недавних дождей они разлились, представляя собой прекрасную защиту флангам германского наступления. Оно началось между Зборовым и Серетом, на участке второочередной дивизии. Она побежала, увлекая за собой других. То, что последовало за этим, потрясло не только русское командование. Преследовавших наши войска немцев сдерживали только действия русской артиллерии.
Характерно, что в этот день официальный орган Военного министерства опубликовал следующий анализ положения дел: "Переход в наступление громадной массы войск после долгого периода безнадежной, казалось, пассивности доказал могущество духа возрождающейся революционной армии и примером своим подействовал оздоровляющее на остальные войска русских армий, увлекая их к активной деятельности и тем приближая время достижения прочного мира". Контрудар германцев стал проверкой этих слов. Вся 11-я армия, бросая позиции, стихийно бежала в тыл. В этой армии дело зашло так далеко, что две пехотные дивизии (126-я и 2-я Финляндские) обратились в бегство при виде трех немецких рот. Австрийцы и немцы поначалу наступали медленно, что давало возможность небольшим частям, сохранившим порядок, уничтожать склады, брошенные паникерами при слухах о близости противника. Вскоре командующему пришлось признать, что никто не может с точностью сказать, что и где происходят с его подчиненными.
Тяжелая задача выпала кавалерии, прикрывавшей отход. "Страшно и жутко было и в то же самое время до боли обидно наблюдать, – вспоминал командир 1-й Забайкальской казачьей дивизии, – как погибали запасы снарядов и продовольствия, с таким трудом заготовленных к предполагаемому весеннему общему наступлению". На эвакуацию не было времени. Достаточно было немцам сделать несколько выстрелов из орудий, как демократическая русская пехота начинала сниматься с позиций и бежать. 6–7 (19–20) июля кризис на Тарнопольском направлении наметился уже довольно явно.