Но главное, в чем они проявляют себя, – искусства и ремесла. У русов, отладивших хозяйственный механизм производства и сохранения пищи до совершенства, высвобождается время. И они его не расходуют зря. В Хассуне и Самарре появляется уже подлинная скульптура, почти реалистически передающая красоту человеческого тела. Фигурки изготовляются из глины и битума, инкрустируются поделочным камнем. В еще большей степени развивается лицевая керамика, то есть изготовление сосудов в форме человеческой головы или всего тела. Мастера Хассуны и Самарры закладывают в керамику столько всевозможных приемов и мотивов, что они будут использоваться на протяжении тысячелетий, даже после того, как индоевропейцев вытеснят с Ближнего Востока. Сосуды на ножках, сосуды с лепной мелкой пластикой в виде фигурок животных и людей… Но основное достижение русов хассунской и самаррской культур – это великолепная роспись по керамике. Эта роспись, ее мотивы не возникают из ничего. Жители Северной Месопотамии развивают изобразительные традиции русов, традиционный орнамент и его элементы, доводя их до совершенства. Геометрический стиль сложнейших орнаментов, в основе которых лежат индоевропейские кресты и волнистые линии, становится шире, мощнее, выразительнее. И вершина его – бесподобные свастики-солнцевороты хассунцев и самаррцев.
Магически-сакральная, обережная свастика – эта визитная карточка индоевропейских археологических культур – усложняется, наполняется житейским содержанием. И мы видим не просто пересечения линий, а стремительный хоровод рыб, кружение четырех оленей, гордо откинувших рогатые головы, замысловатые хитросплетения, складывающиеся в затейливый солнцеворот. Свастика приобретает художественность форм, сохраняя непреходящее сакральное значение.
Здесь уместно будет дать этимологическое значение таких фундаментальных многотысячелетних образов-символов индоевропейцев-русов, как крест и свастика. Это необходимо сделать, чтобы внести ясность в существо вопроса, отсечь спекулятивные измышления тех, кто примешивает к истории политику, и отсеять домыслы чрезмерных поклонников раннего немецкого романтизма. Первым, чересчур ретивым "антифашистам", я могу сказать, что во всех ведущих музеях мира стоят сотни тысяч артефактов (предметов, найденных археологами в раскопах), украшенных свастикой или свастичным узором, – все они охраняются как бесценные сокровища человечества. В музеях Израиля – Национальном музее в Тель-Авиве, в Археологическом музее Иерусалима, Музее Рокфеллера в Иерусалиме и т. д. – сосуды, фигурки, мозаики, украшенные свастикой хранятся с не меньшим тщанием, чем сосуды с "давидовой звездой" – свидетельствую, как очевидец, как специалист, лично и на месте изучавший собрания всех ведущих музеев Европы и Ближнего Востока. Свастика – неотъемлемая часть земной культуры и характерный знак-символ индоевропейцев. Что касается вторых, неоязычников, тяготеющих к мифам времен немецкого романтизма, хочу заметить им – не надо путать историю и исторические факты с поэзией. Появившиеся в последние годы "поэтические" трактовки сакрального значения свастики и креста есть в основном плод фантазии непрофессионалов, наносящий значительный вред пониманию Подлинной Истории.
Итак, ниже я даю лингвистическое, этимологически-смысловое и знаковое значение двух важнейших символов русов-индоевропейцев.
Крест – есть совокупность корневых основ "крс-" + "ст-". "К-рс", как мы уже знаем, это сопричастность "к" к "рс-", то есть – "крас-ивый, хорош-ий, крас-ный-русый-свой, рус-ский, светлый, чистый". "Ст-" – "устойчивость, стояние, твердость, незыблемость, опора, твердыня, устой". "Крс" + "ст" = "крест" = "светлый, хороший, красивый, свой, устойчивый-твердый" или, более образно, "устой светлого-своего-хорошего-русского", "твердыня-оплот своего-светлого-хорошего-чистого". "Красное солнышко" всегда доброе, хорошее, красивое, свое. Знак Хорса ("крс-") – солнца – крест.
Крест – оберег ото всего злого, чужого, темного, нехорошего, несвоего, нечистого, нетвердого-зыбкого и для рода русов-индоевропейцев – "нерусского". Крест – величайший магически-сакрально-традиционный знак-символ-образ индоевропейцев, существующий уже сорок тысячелетий и естественно перешедший из индоевропейского язычества в индоевропейское христианство (Православие).
Крест – символ Рода-Сварога ("Саваофа" в позднесемитской транскрипции) и Христа. "Христос" – теоним, имеющий русский корень "крст-хрст" и поздне-"греческое" (из русского звательного "Христо") окончание "-ос".
Свастика есть катящийся по небу, движущийся крест-солнце. "Свастика" = корневая основа "свт-" + корневая основа "ст-" и суффикс-окончание "-ика". "Свт-" – есть "свет, светлый, свят, святой" (свет, обретающий сакральность, святость, как пример "день" = "део" – "день-бог"). "Ст-" – есть "устойчивость, стояние, твердость, незыблемость, устой, твердыня, оплот". "Сваст-ика" – "святая-светлая твердыня-оплот". Свастика появляется позже креста, когда русы-индоевропейцы осознают, что и движущееся светлое, святое, хорошее, доброе начало (как Хорс-солнце) может быть незыблемо, неостановимо, спасительно устойчиво в своем движении. "Свастика" – "устой-основа святости-Света", "катящаяся по Небу твердыня светлого-святого". Свастика – образ сложный и емкий, исходящий из образа креста и связанный с ним. Свастика есть крест, обретший в движении по Небу небесную святость.
Русы-индоевропейцы, как и русы-бореалы, не были лингвистами-языковедами, они просто знали, что крест и свастика – это свое, светлое, доброе, святое. Они верили, что крест и свастика защищают их от зла и нечисти. И потому ставили эти свои обережные знаки на домашнюю утварь, сосуды, орудия труда, оружие, вышивали их на одежде, рушниках, украшали ими стены домов и т. д. Именно в форме креста они воспринимали ту Силу, что породила их, что продолжает их опекать. Ставя знаки, олицетворяющие эту Силу, на предметы обихода, русы подчеркивали, что Она всегда рядом с ними, всегда оберегает их. И нам пора понять, что это не "страхи", не "суеверия", не "религиозность". Это просто осознание своей собственной причастности к некой высшей Сверхсущности и собственной неразрывности с Ней.
Русы Самарры видели свои символы особенно образно. Настолько образно, что даже спустя семь с половиной тысячелетий их свастики поражают нас своей красотой и естественностью.
Но уже вслед за этим взлетом мы начинаем прослеживать на Ближнем Востоке (не везде, сначала местами) и характерный упадок. Исследователи, в том числе и упоминавшийся Дж. Мелларт, связывают этот упадок с приходом неких кочевых или полукочевых племен. С этим следует согласиться.
На исходе 6 тыс. и к началу 5 тыс. до н. э. периферийно-пограничные предэтносы неандерталоидного типа, получившие за счет длительного смешения с отдельными представителями подвида Хомо сапиенс сапиенс (кроманьонцами-бореалами-индоевропейцами) значительную генетическую "подпитку" и тем самым преодолевшие барьер естественного вырождения, достигают достаточной численности и влияния на Ближнем Востоке. Их уже нельзя игнорировать. Эти предэтносы начинают оказывать ощутимое воздействие на исторический процесс, и в частности на процессы развития отдельных родов суперэтноса.
Но упадок некоторых культур происходит не вследствие прямого вторжения кочевых племен, как считает Дж. Мелларт. Русы-индоевропейцы были достаточно организованны и вооружены, чтобы отразить любое нападение охотников-собирателей и козопасов. Чаще картина была следующей. После неудачных нападений-набегов на городища зажиточных русов неандерталоиды-кочевники поселялись племенами-таборами где-то по соседству, начинали примитивный обмен, временами что-то перенимали, временами совершали кражи, умыкательства женщин, детей… В силу своей чрезвычайной активности через десятилетия или столетия проживания рядом они так или иначе врастали в общину русов-индоевропейцев, поднимаясь на новую ступень развития, но одновременно тормозя развитие донорского рода, даже обрекая его на регресс-упадок, на инволюцию. Так было в Ярихо-Иерихоне керамического периода.
Так случилось в Халафе и во множестве городищ халафской культуры русов. Несмотря на их четкую принадлежность к цивилизации русов-индоевропейцев и суперэтносу (микролиты, красная охра, обрядность, бычьи головы, фигурки Матери Лады, соответствующая керамика и мелкая пластика, мощеные улицы между домами), мы вдруг замечаем возвращение к примитивным круглым домам-мазанкам (прототипам охотничьих шалашей). Правда, теперь каждый круглый дом сопряжен с прямоугольным. Серпы с микролитическими вставками становятся примитивнее и грубее.
Вместе с тем Телль-Халаф – это один из последних подъемов цивилизации русов-индоевропейцев перед эпохой упадка, предшествовавшей взлету русов-шумеров. На начальном этапе Халаф, еще не подвергшийся воздействию периферийно-пограничных предэтносов, показывает нам образцы высокого мастерства. Это и превосходная красная керамика, и развитое художественное ткачество, и сложные геометрические композиции рисунков на утвари, и захоронения с богатым инвентарем, и большие запасы наконечников стрел и ядер для пращи. Разнообразные фигурки богини плодородия Матери Лады покрывались узорами – обережными крестами (техника малоазийских русов). Русы Халафа, как и русы Хасилара и Чатал-уюка, владели мастерством ковки и обработки самородных металлов. Из поделочного благородного камня они делали чудесные, отшлифованные до блеска ритуальные двустороние топорики-лабрисы – священные топоры русов, которые мы позже будем встречать и на Крите, и в Трое, и в Микенах, и в Триполье… Халафцам были доступны камень, глина, медь, свинец, дерево… Технологии обработки материалов у них были на высоте.