Были, конечно. Но ровно настолько, насколько это возможно для протестантов. В этом случае особенно убедительно подтверждается тот факт, что религия первична, а философия вторична. Глубинная структура сознания людей, принадлежащих к определённой цивилизации, закладывается типом верования, то есть постулатами той религии, которая породила эту цивилизацию, и, если общество даже отходит от своего исходного культа, сознание людей не меняется, ибо постулаты сохраняются в культуре, в частности в философии. Чтобы общество начало мыслить по-новому, ему недостаточно отойти от религии предков, оно должно принять новую религию, но тогда возникает и новая цивилизация. А цивилизация, в рамках которой работали Фихте и Кант, была той же самой, какую Северная Европа приняла в XVI веке, то есть протестантской, и постулатами, въевшимися в плоть и кровь её членов, оставались индивидуализм и рационализм. А находясь в этих рамках, могли ли немецкие философы "классической эпохи" быть по-настоящему мудрыми?
Уже упоминаемый нами Иван Васильевич Киреевский, вернувшись из Германии, где он насыщался их мудростью из первоисточников, вступил в брак с Натальей Арбенёвой, которую знал ещё до поездки за границу. Она была воспитана в благочестивой православной семье, её мать была духовной дочерью самого преподобного Серафима Саровского, к которому неоднократно ездила и однажды взяла с собой пятилетнюю Наташу. Великий старец благословил девочку, положив свою руку на её голову. В Москве подросшая Наталья стала духовной дочерью знаменитого архимандрита Новоспасского монастыря Филарета.
Согласно преданию, став её мужем, Киреевский решил развивать её интеллект и регулярно читал ей вслух выдержки из сочинений Гегеля, Фихте, Канта и своего друга Шеллинга. Наташа слушала внимательно, но энтузиазма не выказывала. "Почему ты так вяло реагируешь, – спросил её однажды Иван Васильевич, – или ты считаешь их идеи неправильными?" – "Нет, они говорят верно, но это же давным-давно сказано святыми отцами". – "Какими ещё отцами?" "Да вон, у меня на полке лежит сборник "Добротолюбие", почитай, и сам убедишься".
Киреевский задумался, а через несколько дней, когда жены не было дома, взял указанный ею томик и стал читать Авву Дорофея. И понял, что его любимые немцы не обладали и десятой долей мудрости этого богодухновенного старца. Через некоторое время Киреевский попросил архимандрита Филарета стать его духовником и всю остальную жизнь работал как редактор и переводчик для издательства Оптиной пустыни, где и похоронен.
Сейчас я скажу нечто такое, что многим моим читателям не понравится. Что делать, правда всегда бывает кому-то неприятна. Подлинного мудреца может дать человечеству только православная цивилизация, поскольку мировоззрение, из которого выросла её культура, есть неповреждённое учение самого Бога, воплотившегося и сошедшего на землю специально для того, чтобы дать его людям. Это не значит, что философу достаточно родиться в России или в Греции и ему откроется полнота истины, – речь идёт лишь о возможностях, а не об их осуществлении. Из русских мыслителей такими возможностями воспользовались далеко не все, но те, кто воспользовались, превзошли мыслителей других культур, в частности протестантской. Немцу, выросшему в атмосфере лютеранской самоуверенности, не услышать Духа истины, которого Спаситель обещал послать своим ученикам, после того как отойдёт к Отцу: этот Дух "гордым противится, а смиренным даёт благодать". Поэтому лучшие из русских философов мудрее лучших немецких философов, которых им приходилось критиковать. Это делали Хомяков, Киреевский, Самарин, Леонтьев, Данилевский, Тихомиров и особенно убедительно Владимир Соловьев в работах "Кризис западной философии" и "Чтения о Богочеловечестве". Право на такую критику им давали следующие слова апостола Павла: "Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сём надобно судить духовно. Но духовный судит о всём, а о нём судить никто не может" (Первое послание к Коринфянам 2, 14).
Замечательно, что Соловьев никоим образом не отрицал ценности западной цивилизации, в частности опыта европейских интеллектуальных исканий, но видел значение этого опыта в том, что он показывает, каким путём не надо идти, предостерегает остальных от повторения сделанных ошибок. Вот место из "Чтений…", в котором об этом говорится с полной ясностью:
"Путь к спасению, к осуществлению истинного равенства, истинной свободы и братства лежит через самоотрицание. Но для самоотрицания необходимо предварительное самоутверждение: для того чтобы отказаться от своей исключительной воли, необходимо сначала иметь её; для того чтобы частные начала и силы свободно воссоединились с безусловным началом, они должны прежде отделиться от него, должны стоять на своём, стремиться к исключительному господству и безусловному значению, ибо только реальный опыт, изведанное противоречие, испытанная коренная несостоятельность этого самоутверждения может привести к вольному отречению от него и к сознательному и свободному требованию воссоединения с безусловным началом.
Отсюда виден великий смысл отрицательного западного развития, великое назначение западной цивилизации. Она представляет полное и последовательное отпадение человеческих природных сил от божественного начала, исключительное самоутверждение их, стремление на самих себе основать здание вселенской культуры. Через несостоятельность и роковой неуспех этого стремления является самоотрицание, самоотрицание же приводит к свободному воссоединению с божественным началом.
Коренной поворот, великий кризис в сознании западного человечества уже начался".
Далее Соловьев предсказывает, что, когда сама жизнь покажет несостоятельность западного (то есть протестантского) самоутверждения, "тогда западное человечество будет готово к принятию религиозного начала, положительного откровения истинной религии". Под истинной религией Соловьев понимает, конечно, учение Христа, сохраняемое православной цивилизацией, поэтому свой замечательный по глубине и проницательности пассаж заканчивает следующими словами:
"Но по закону разделения исторического труда один и тот же культурный тип, одни и те же народы не могут осуществить двух мировых идей, сделать два исторические дела, и если западная цивилизация имела своею задачей, своим мировым назначением осуществить отрицательный переход от религиозного прошлого к религиозному будущему, то положить начало самому этому религиозному будущему суждено другой исторической силе".
Эти слова дают ключ к пониманию того, почему русские с таким невероятным упорством хотят оставаться русскими и вселяют уверенность, что они останутся ими до конца времён. Секрет в том, что они на самом деле хотят оставаться не русскими, а православными – не по воцерковлённости, а по мировоззрению и миропониманию, – а хотят этого по той причине, что инстинктом чувствуют своё всемирно-историческое предназначение. Эта стихийная верность тому, что у него "на роду написано", свойственна не только русскому, но и всем другим исторически значимым народам – ведь и китайцы и индусы в течение многих веков внутренне совершенно не меняются, – но рядовые представители народа не осознают, ради чего они готовы стоять насмерть, лишь бы только оставаться такими, какие есть. Русские тут не исключение, но у русских Господь воздвиг несколько гениальных людей, которых в широком смысле этого слова можно назвать пророками, формулировавших в чётких логических категориях то, что их не столь одарённые соотечественники чувствуют сердцем. В числе самых ясно мыслящих и излагающих был Владимир Соловьев. И посмотрите, как лаконично и ёмко определяет он суть той исторической задачи, которая и есть русская судьба: положить начало тому "религиозному будущему", к которому Запад должен будет перейти от своего "религиозного прошлого". Религией, а точнее, псевдорелигией Запада, которая должна уйти в прошлое, по Соловьеву является исключительное самоутверждение природных сил человека, то есть антропоцентризм, к которому европейская цивилизация скатилась, всё дальше и дальше отходя от исходного Откровения, а религией будущего должно быть это самое Христово Откровение – божественное начало, к которому Запад возвратится после блужданий "в стране далече". В этом будет его спасение, но, чтобы вернуться к этому началу, его надо где-то найти. Так вот, Запад найдёт его в России, сохранившей его, несмотря ни на какие усилия внешних и внутренних сил разлучить её с ним. Сберечь его не только для Запада, но и для всех, кто захочет с ним соединиться! – это и есть историческое предназначение русского народа, и в этом смысле Достоевский правильно назвал его народом-богоносцем. Не то чтобы каждый русский человек был божественно прекрасен, а то, что народ в целом обеспечивает существование внутри себя истинно православного "малого стада", необходимого Богу, чтобы врата ада не одолели Его Церковь с заключённой в ней полнотой истины до конца времён – вот что надо понимать под термином, употреблённым Достоевским. Когда мир окончательно станет погружаться в бездну безбожия, это малое стадо выйдет на своё последнее вселенское свидетельствование об этой спасённой им истине.