Какая-то другая могущественная сила шаг за шагом приводила к сокращению рабочих мест в промышленности. Эта сила - развитие технологий. Даже несмотря на непрерывное уменьшение доли обеспечиваемых промышленностью рабочих мест в общем количестве экономически активного населения, стоимость товаров, произведенных в США, с учетом инфляции за это время выросла очень значительно. Мы производим все больше и больше, но при этом обходимся все меньшим и меньшим количеством работников.
Повышение роли финансового сектора
В 1950 г. на финансовый сектор приходилось около 2,8 % экономики США. К 2011 г. доля финансовых операций выросла более чем в три раза - приблизительно до 8,7 % ВВП. Сумма вознаграждения, выплачиваемого сотрудникам финансовых учреждений, также увеличилась многократно за последние три десятилетия и в настоящее время превышает приблизительно на 70 % аналогичные средние показатели во всех других отраслях. Объем находящихся в собственности банков активов взлетел с 55 % ВВП в 1980 г. до 95 % в 2000 г. При этом доходы финансового сектора более чем удвоились по сравнению со средним показателем доходности для всех корпораций, составлявшим 13 % в 1978–1997 гг., достигнув 30 % в период с 1998 по 2007 г. Независимо от выбранной методики измерения доля финансов в общем объеме экономической деятельности существенно выросла в США и - правда, не в столь впечатляющей степени - почти во всех промышленно развитых странах.
Главное обвинение в адрес финансиализации экономики сводится к тому, что в основной своей части эта деятельность направлена на получение ренты. Другими словами, финансовый сектор не создает реальную стоимость и не способствует росту общего благосостояния общества; он всего лишь ищет все более и более изощренные способы выкачивания прибылей и богатства из остальных секторов экономики. Вероятно, образнее всех это обвинение сформулировал Мэтт Тайбби из Rolling Stone, выступивший в июле 2009 г. с обличительной статьей, в которой обрушился с критикой на банк Goldman Sachs, обозвав это учреждение с Уолл-стрит "громадным спрутом-кровопийцей, обхватившим своими щупальцами лицо человечества и беспощадно вонзающим свое кровососущее жало во все, что пахнет деньгами".
Изучавшие феномен финансиализации экономисты обнаружили устойчивую корреляцию между ростом финансового сектора и неравенством, а также сокращением доли труда в национальном доходе. Тот факт, что финансовый сектор, по сути дела, облагает остальную экономику своего рода налогом, а затем перераспределяет выручку в пользу тех, кто находится на вершине иерархии распределения доходов, является достаточным основанием для того, чтобы сделать вывод о его влиянии на ряд рассмотренных нами тенденций. Впрочем, взвалить на финансиализацию всю вину, скажем, за поляризацию и уничтожение рабочих мест, связанных с рутинными операциями, вряд ли можно.
Также важно понимать, что рост в финансовом секторе в большой степени зависит от развития информационных технологий. Практически все инновации в финансовой сфере, появившиеся в последние десятилетия, включая, например, обеспеченные долговые обязательства (CDO) и экзотические производные финансовые инструменты, не были бы возможны без доступа к мощным вычислительным ресурсам. Более того, почти две трети торговых операций на рынках ценных бумаг в настоящее время осуществляется в автоматическом режиме по специальным алгоритмам, а фирмы на Уолл-стрит обзавелись огромными вычислительными центрами, которые располагаются в непосредственной близости от бирж, поскольку это позволяет получить преимущество в скорости торговли, исчисляемое крошечными долями секунды. В период с 2005 по 2012 г. среднее время выполнения торговой операции снизилось с 10 секунд до всего лишь 0,0008 секунды. При этом именно высокочастотная роботизированная торговля сыграла решающую роль в "мгновенном обвале" в мае 2010 г., когда индекс Доу - Джонса для акций промышленных компаний рухнул почти на тысячу пунктов, а затем восстановился, принеся чистую прибыль, - и все это в течение каких-то пары минут.
Если рассматривать финансиализацию с этой точки зрения, то вряд ли ее можно назвать убедительным объяснением наших семи тенденций в экономике; скорее, это - по крайней мере в некоторой степени - одно из следствий набирающего обороты развития информационных технологий. В связи с этим хочется предостеречь всех, кто думает о будущем: нет никаких сомнений, что по мере дальнейшего развития технологий в условиях отсутствия сдерживающих норм и ограничений инноваторы от финансов обязательно найдут новые возможности для извлечения выгоды, и, если судить по опыту прошлого, вряд ли можно поручиться, что это пойдет на пользу обществу в целом.
Политика
В 1950-е гг. членами профсоюзов были более трети американцев, занятых в частном секторе. К 2010 г. эта цифра опустилась приблизительно до 7 %. На пике своего влияния профсоюзные организации успешно защищали интересы всего среднего класса. То обстоятельство, что в 1950-е и 1960-е гг. работникам удавалось систематически отвоевывать львиную долю выгоды, которую давал рост производительности труда, по крайней мере отчасти, объясняется авторитетом профсоюзов, позволявшим им в то время отстаивать свои позиции в переговорах с работодателями. Сегодня наблюдается совершенно иная картина: профсоюзы с трудом удерживают людей в своих рядах.
Резкое падение влияния профсоюзов является одним из наиболее заметных проявлений, связанных со сдвигом вправо, который характеризует американскую экономическую политику последних трех десятилетий. В своей книге 2010 г. "В политике победитель получает все" (Winner Take All Politics) политологи Джейкоб Хэкер и Пол Пиерсон убедительно показывают, что политика является основным фактором углубления социального неравенства в США. Хэкер и Пиерсон указывают на 1978-й как на поворотный год, когда в результате непрерывного давления со стороны хорошо организованных сил, представляющих консервативную часть бизнеса, в политическом ландшафте США начались фундаментальные сдвиги. Это привело к тому, что в последующие несколько десятилетий государство перешло к политике либерализации отраслей экономики, предельные ставки подоходного налога для богатых и корпораций были сокращены до исторических минимумов, а профсоюзные активисты стали сталкиваться все с большим количеством трудностей в своей работе на местах. Многое из этого было обусловлено не интересами предвыборной борьбы, а, скорее, постоянным лоббированием со стороны бизнеса. С уменьшением влияния профсоюзов и бурным ростом числа лоббистов в Вашингтоне будничная политическая борьба в столице все больше начинала походить на игру в одни ворота.