– Какую гадость ты мне в джин насыпал?
Боров сочувственно наблюдал за его потугами.
– На тебя, Чики, яд тратить – только себя не уважать, – сообщил он другу детства свое мнение. – Пить не надо до охренения – вот и все. Тогда и не попадешь в дурную историю – тебя этому мама не учила?
– Моя мама учила меня верить друзьям… – зло и печально проронил Чикидара, утратив напрочь чувство юмора и жизнерадостность, столь свойственные ему в лучшие времена. – А вот твоя, верно, тебя учила совсем другому чему‑то…
– Не обижай мою маму, – строго остановил его Боров. – Ты вот что лучше сообрази: я из‑за тебя, идиота, против Папы иду, приказ нарушаю – и что имею в благодарность?
– Т‑ты все равно не сможешь пройти к к‑кладу. – нервно заикаясь, сообщил Чики. – Даже если заставишь меня рассказать все. Там биозашита. Только я и только живой могу…
– Будь спокоен. За кладом сходишь в одиночку – я башку под твои фокусы подставлять не собираюсь… И ровно половину от, как говорится, суммы реализации будешь иметь. А вот другая половина, ты уж прости, но это то, что старине Эрнесту причитается – и за жизнь храброго Чики, им спасенную, и за то, что хорошего покупателя на товар уже сыскал. Не много беру, ей‑Богу: как‑никак двадцать лет в дружбанах ходим… А про биозащиту и тому подобное я уж понаслышался – это твоя епархия… По рукам?
– Послушай… – совершенно неожиданно для себя Чикидара вдруг озаботился судьбой коварного друга. – Тебя же Папа на том свете сыщет. За такое ослушание… Да и меня – грешного, – добавил он, чуть помедлив. – Если уж Папа кого приговорил, так мимо него не проскочишь…
– А для Папы ты уже, можно считать, покойник. И я постараюсь, чтобы думал он так подольше. Видишь эту камерку? Так вот, она наведена на тебя и перед тем, как «Мастерские» взлетят на воздух, мы с борта «Леди Игрек» отследим, чтобы ты из поля зрения никуда не делся. Так что, кроме меня, еще без малого два десятка ребят клятвенно заверят Папу, что оставили твой труп под обломками «Мастерских Кносса». Точнее – среди этих обломков. И не труп, скажем, а прах. Потому что, прости меня, когда разносит типовую энергоустановочку – такую вот «Полынь‑четыреста», что тут в подвале фурычит, трупов как таковых уже и не остается. Оно и для дела лучше, и чище как‑то…
Чикидара недоуменно икнул. Да и что он мог еще предпринять при сложившемся раскладе?
– Установочку я уже на форсированный режим вывел, на разгон, – успокоил его Боров. Затем взял с верстака десантный штык и развернул свою жертву спиной к себе.
Чикидара взвыл.
– Ничего с твоей рукой не станется, – продолжал ласково гудеть старый друг, – а если что и случится, так ничего страшного – левая она у тебя. А вот правую я тебе сейчас, – тут Боров стал рассекать штыком стягивающие упомянутую конечность витки кабеля, – освобожу. Только ты, братец, давай без фокусов…
Проверив возможность шевелить хотя бы одной из рук, благодарный Чики проворно ухватил оставленную кем‑то рядом тяжелую ножовку и засветил ею в лоб другу детства.
– Напрасно это ты инструмент мечешь, – сурово заметил Боров, утирая кровь из рассеченной брови. – Ты не делай больше так, Чики, – продолжил он, второй раз прикладывая неразумного Чики под дых, – а лучше – слушай меня внимательно… Нагрузка с энергоблока скинута… А сам он – второй раз говорю тебе – в разгонный режим выведен. Через минут сорок, через час от силы реактор пойдет вразнос. Ты – того, за пультом следи…
Он поднялся и вернул ножовку в исходное положение.