Обычно отношения ребенка со вторым взрослым, а в случае, приведенном выше, – с матерью, недостаточно близки, чтобы найти у нее помощь, и его робкие попытки в этом направлении отвергаются ею как бессмысленные. Такой использованный ребенок превращается в механический, послушный автомат либо становится дерзким и при этом не способен объяснить причины своего неповиновения. Его сексуальная жизнь остается неразвитой либо принимает извращенные формы. Мне нет сейчас необходимости разбирать детали неврозов и психозов, которые могут за этим последовать. Для нашей теории данное предположение, однако, очень важно, а именно, что слабая и неразвитая личность реагирует на внезапное неудовольствие не защитой, а тревожной идентификацией и интроекцией угрожающего лица или агрессора. Только с помощью такой гипотезы я могу понять, почему мои пациенты так упрямо отказываются следовать моим советам реагировать на несправедливое или недоброе лечение болью, ненавистью и защитой. Одна часть их личности, возможно ядро, застряла в своем развитии на уровне, на котором она была не способна использовать аллопластический способ противодействия, а могла реагировать лишь аутопластически, по типу мимикрии. Тем самым мы приходим к предположению о такой психике, которая состоит лишь из Ид и Супер-Эго и которая поэтому не способна поддерживать собственную устойчивость перед лицом неудовольствия, – точно так же, как незрелому ребенку невыносимо оставаться в одиночестве, без материнской заботы и достаточного количества нежности. Здесь мы должны вернуться к идеям, давным-давно разработанным Фрейдом, согласно которым стадия идентификации должна предшествовать способности к объектной любви.
Я хотел бы называть это стадией пассивной объектной любви, или стадией нежности. Признаки объектной любви здесь уже заметны, но только в игривой форме, при фантазировании. Так, практически у каждого мы обнаруживаем скрытую игру по занятию места родителя своего пола, чтобы жениться на другом родителе. Но нужно подчеркнуть, что это – только фантазия; в реальности дети не хотели бы этого, и на самом деле они не могут обойтись без нежности, особенно исходящей от матери. Если ребенку на данной стадии нежности навязывается больше любви или не такой любви, в которой он нуждается, то это может привести к патологическим последствиям точно так же, как и фрустрация или отнятие любви, о чем много говорилось в других работах. Мы ушли бы слишком далеко от нашей непосредственной темы, если бы занялись деталями неврозов или нарушений характера, могущих последовать за преждевременным навязыванием страстной и нагруженной виной любви незрелому, не имеющему вины ребенку. Последствием должна быть путаница языков, что подчеркнуто в заголовке настоящего доклада.
Родители и взрослые, как и мы, аналитики, должны учиться все время осознавать, что за покорностью и даже обожанием, как и за переносом любви со стороны наших детей, пациентов и учеников, стоит скрытое горячее желание избавиться от такой давящей любви. Если мы сможем помочь ребенку, пациенту или ученику оставить способ противодействия в виде идентификации и не допускать отягощающий перенос, то можно будет сказать, что мы достигли цели, заключающейся в выходе личности на более высокий уровень.
Я хотел бы кратко указать на то, каким образом такие наблюдения могут привести к дальнейшему расширению нашего знания. Мы длительное время утверждали, что не только навязанная любовь, но и несправедливые строгие наказания ведут к фиксации. Теперь, вероятно, разрешение этого очевидного парадокса стало возможным. Игривые нарушения правил ребенком выводятся на уровень серьезной реальности только страстными, часто доходящими до исступления карательными санкциями и ведут ребенка, чувствовавшего себя прежде блаженно невиноватым, к депрессивным состояниям.
Подробное изучение явлений, наблюдающихся в психоаналитическом трансе, учит нас, что потрясение или испуг обязательно оставляют в личности некий след расщепления. Для аналитика неудивительно, что часть человека регрессирует до состояния счастья, существовавшего до травмы – той травмы, которую этот человек пытается аннулировать. Более примечательно, что при идентификации можно наблюдать работу второго механизма, о существовании которого я, со своей стороны, знал лишь немного. Я имею в виду внезапное и удивительное, как по мановению волшебной палочки или волшебству факиров, которые на наших глазах из маленького семени будто бы выращивают растение с листьями и цветами, появление после травмы новых способностей. Кажется, что сильнейшая необходимость, а именно смертельная тревога способна резко пробуждать и приводить в действие скрытые предрасположенности, которые, будучи некатектированными, в глубочайшей тишине ожидали своего развития.
Подвергнувшись сексуальному нападению, под давлением травматической неотложности ребенок может мгновенно развить все эмоции зрелого взрослого и все скрытые в нем потенциальные качества, обычно относящиеся к браку, материнству и отцовству. Можно – в противоположность регрессии – говорить здесь о травматической прогрессии, о преждевременной зрелости. Естественно сравнить это с преждевременным созреванием плода, надкушенного птицей или насекомым. Травма может вызвать зрелость части личности не только эмоционально, но и интеллектуально. Я хочу напомнить Вам о типичном "сновидении о мудром ребенке", описанном мною несколько лет назад, в котором только что рожденный ребенок, или младенец, начинает разговаривать, фактически поучая мудрости всю семью. Страх перед несдержанным, почти безумным взрослым преобразует ребенка, так сказать, в психиатра, а чтобы стать им и защитить себя от опасностей, исходящих от лишенных самообладания людей, он должен знать, как полностью с ними идентифицироваться. Поистине невероятно, сколь многому мы можем научиться у наших мудрых детей-невротиков.
Если в ходе развития ребенка растет количество потрясений, то соответственно растет и количество разновидностей расщепления личности, и вскоре становится крайне трудно поддерживать контакт без путаницы всех расщепленных частей личности, каждая из которых ведет себя как самостоятельная личность, не подозревающая о существовании других. В конечном счете, может дойти до состояния, которое – развивая картину фрагментации – оправданно будет назвать распылением. Нужно обладать изрядным оптимизмом, чтобы сохранить мужество при столкновении с таким состоянием, но даже и тогда я не оставляю надежду найти связывающие различные части нити.
В дополнение к страстной любви и страстному наказанию есть третий способ безнадежно привязать ребенка к взрослому. Это – терроризм страдания. Дети имеют компульсивную склонность исправлять все нарушения в семье, так сказать, нагружать свои нежные плечи чужим грузом. Это, конечно, не из чистого альтруизма, а чтобы снова наслаждаться потерянным покоем и сопутствующей ему заботой и вниманием. Мать, постоянно жалующаяся на несчастья, может, пренебрегая истинными интересами ребенка, воспитать для себя из ребенка сиделку на всю свою жизнь, т. е. реального родительского заместителя.
Я уверен, что если истинность всего этого подтвердится, то мы должны будем пересмотреть некоторые разделы теории сексуальности и генитальности. Например, извращения, возможно, являются инфантильными, только если они остаются на уровне нежности; а если они становятся страстными и нагруженными виной, то, возможно, они уже результат экзогенного воздействия, вторичного, невротического преувеличения. Кроме того, моя теория генитальности пренебрегала различением стадий нежности и страстности. Сколько садомазохизма в сексуальности нашего времени вызвано цивилизацией (т. е. проистекает только из интроецированного чувства вины) и сколько возникает самостоятельно и спонтанно как необходимая фаза развития – это нужно оставить для последующих исследований.
Я был бы рад, если бы вы взяли на себя труд исследовать в теории и на практике то, о чем я сегодня говорил, особенно если бы вы последовали моему совету, прежде чем обращать внимание на скрытый, но очень важный способ мышления и беседы со своими детьми, пациентами, учениками, пытаяь, так сказать, развязать им язык. Я уверен, что вы получите много поучительного материала.