О тебе столько всего говорят, но действительность превосходит все рассказы!
— Вот именно, — он подмигнул ей, словно у них был общий секрет, — обо мне много чего говорят. Но как правило, забывают сказать хоть что-нибудь хорошее.
Кристи рассмеялась. Хаттон склонился к ней и прошептал на ухо:
— Как, например, Джо. Почему она никогда не говорила, что у нее сестра тоже красавица?
— Это она красавица. А я… ну, в лучшем случае неплохо сложена.
Хаттон оглядел Кристи с головы до ног.
— Позволь с тобой не согласиться, — улыбнулся он, — я все-таки всемирно признанный эксперт по женской красоте.
С нескрываемым удовольствием обняв Кристи за плечи, Хаттон подвел ее к гостям.
— Я тут показывал своим друзьям сокровища Ксанаду. Потрясающая красота!
В Хаттоне чувствовалась энергия, заражавшая всех вокруг, поэтому неудивительно, что он всегда был в центре внимания.
— Осторожно, детишки, не сболтните чего лишнего: здесь представитель прессы, — шутливо предупредил он.
Гости заинтересованно посмотрели на Кристи.
— Ну, ну, испугались, — усмехнулся Хаттон. — Не бойся, Тим, она вовсе не собирается писать про твою очередную интрижку.
Тим поморщился, а все остальные рассмеялись.
— Дамы и господа, — продолжал Хаттон, — позвольте представить вам Кристи Маккенну! Лучший в Америке эксперт по моде! Не верите — спросите в журнале «Горизонт».
В толпе раздались восторженные ахи. — Шеннон, — сказал Хаттон, — ты загораживаешь всю панораму. Я-то с удовольствием смотрю на твою пухленькую попочку, но думаю, что Кристи все-таки интереснее смотреть на витрину.
Шеннон рассмеялась и отошла.
При одном взгляде на выставленные сокровища Кристи сразу поняла: перед ней действительно произведения искусства, равные которым трудно сыскать.
Амулеты из бирюзы и ожерелья из черного янтаря тщательно отполированы. Росписи на вазах и горшках асимметричны, но эта асимметрия не случайна, а художественно оправдана. Костяные и каменные наконечники вырезаны с таким изяществом, что и сейчас, по прошествии многих веков, кажутся прекрасными. Не было и намека на ту грубоватость, с которой у нее ассоциировалось искусство анасазей.
Кристи не скрывала восхищения. Хаттон был счастлив.
— Ну как? — только и спросил он.
— Невероятно! Это что-то первобытно-первозданное.
Хаттон довольно улыбнулся:
— Подожди, ты еще не видела самого главного.
Он протянул ей открытую шкатулку из красного дерева, обитую внутри мягким зеленым бархатом.
— Посмотри!
Кристи заглянула внутрь. На бархатном дне шкатулки лежала черепаха величиной с мужскую ладонь. Туловище было сделано из тщательно отполированного черного глинистого сланца, голова и шея инкрустированы перламутром, перламутром же были украшены лапы черепахи. У основания шеи — воротник из бирюзы, глаза — два отполированных бирюзовых камешка.
Но не удивительное мастерство древних умельцев потрясло Кристи. Главная ценность необычной фигурки все же была не в этом. Черепаха будто унаследовала глубокую мудрость своих создателей. Казалось, она знает сокровенные тайны бытия.
— Потрясающе, правда?
— Да, — просто ответила Кристи.
— Это самое лучшее, что создали анасази. — Голос Хаттона дрожал. — Да что я говорю! Клянусь всеми своими деньгами, это одно из величайших произведений мирового искусства!
Кристи не скрывала своего восхищения.
— Она из Ксанаду?
— Да. Все, что ты здесь видишь, из каменной пещеры, которую мы нашли в прошлом году.
Кристи склонилась над шкатулкой, разглядывая черепаху. От одной из задних лап был отколот небольшой кусочек перламутра, и это, как ни странно, придавало черепахе еще больше изящества.
— Можешь взять ее в руки, — разрешил Хаттон, вынимая черепаху из шкатулки с предельной осторожностью. — Подержи, потрогай.