Рис. 4–7 по порядку:
П. Пикассо, "Автопортрет" (1972); П. Пикассо, "Портрет женщины" (1955); П. Пикассо, "Голова женщины" (1934); Э. Мунк, "Крик" (1893)
Проведем грубое упрощение: в случае с этими "лицами", созданными Пикассо, мы должны прежде знать, что перед нами "лицо", и лишь затем мы будем способны распознать его в качестве такового. Но этому знанию мы должны сначала научиться, что, как известно, и происходит в процессе онтогенеза. То есть мозг учится неким шаблонам восприятия – формирует в себе некие идеальные (инвариантные данной "сущности") модели, которые впоследствии помогают ему быстро объединять разрозненные данные, чтобы идентифицировать те или иные объекты, как бы вкладывая их в соответствующий инвариант (рис. 8).
Рис. 8
а) мультяшное лицо; б) это уже не лицо, а путаница какая-то
Привнесение "сущностей" – эссенциализм
Впрочем, и это пока не вполне объясняет существо дела – не случайно мне пришлось использовать понятие "сущности" для объяснения этих процессов. Действительно, эти "модели" настолько инварианты, что в них же – смыслово (по подобию неких "сущностей") – вписываются и собачьи морды, и птичьи клювы, и пуговицы на плюшевом медведе, и даже образ лица в рисунке облаков.
Причем, если в случае "морд" и "клювов" речь в принципе действительно идет о чем-то вроде "лиц", то вот в случае с "пуговицами" на плюшевых игрушках и "облаками" на небесах говорить о "лицах" можно лишь с предельной долей условности – это придуманные лица, привнесенные в реальность лица, но не "лица" как таковые, каковых ни у плюша, ни у небес по определению быть не может.
Подобное "угадывание сущностей" (а в действительности, конечно, их привнесение психикой во воспринимаемый объект) нейрофизиологи уже окрестили эссенциализмом (термином, использовавшимся и ранее, но теперь приобретающим совершенно новое и специфическое звучание). В каком-то смысле речь идет о "платоновском идеялизме" – "стольности", "чашности" и т. д.
"Стол" является в этом смысле таким же инвариантом, как и "лицо" (или "чашка", или что-либо еще в этом роде): все, что мы можем уподобить соответствующей функции стола, может быть идентифицировано нами как "стол", а все, что мы можем уподобить функции лица, может быть идентифицировано нами как "лицо", хотя оно и не является "лицом" по существу (что с лицом как раз таки в большинстве случаев понятно, а вот со столом – нет). Так или иначе, но привнесение "сущностей" в её "объекты" является обычной и необходимой для нашей психики практикой.
Происхождение "сущностей"
Однако мы так и не ответили на вопрос, откуда берутся эти "сущности". Да, мы как-то им обучаемся, но это лишь объяснение феномена, а не причинное указание на него. Почему мы – в онтогенезе – учимся именно этим сущностям – лица, стола, чашки, а не сущностям, например, музыкальных октав или комплексных чисел?
В основе лежит отношение: исходя из наших потребностей, мы входим в отношение с фактической реальностью, пытаясь как-то эти потребности удовлетворить. И вот как раз по результатам этих отношений мы и формируем соответствующие "сущности", которые, в идеале, должны оказаться инвариантными для огромного количества самых разных явлений, потенциально способных удовлетворять ту или иную нашу потребность (нужду).
Когда ребенок усматривает сущность "лица" в плюшевом медведе, он удовлетворяет таким образом потребность в наличии рядом с ним "живого" и "доброжелательного" существа, усиливающего его чувство защищенности и безопасности. Точно так же (условно говоря, конечно) возникает и сущность "стола", и сущность "чашки", а равно и прочих "платоновских идей", удовлетворяющих уже другие, более сложные наши потребности, которые и потребностями-то в привычном значении этого слова назвать нельзя (так что где-то можно говорить о "необходимости", где-то – о "нужде").
Странно, например, было бы говорить о "потребности" в математическом счете, или о "потребности" искать философскую истину, или о "потребности" в музыке. Однако в рамках внутренней психической механики это действительно "потребности": решение интеллектуальных задач – математических, философских, психологических, социальной коммуникации, получения эстетического удовольствия и т. д. – ничем не отличается для психики от решения задач удовлетворения физиологических потребностей. И те и другие используют один и тот же, если можно так выразиться, инструментарий нашего мозга: и те и другие работают посредством создания "интеллектуальных объектов" и каких-то правил оперирования с ними.
Итак, мы оказываемся способны к формированию самых разных – дифференцированных – сущностей. Например, "любовная страсть", "дружеская любовь" и "человеческая привязанность", при всей их внешней схожести, будут восприниматься нами как родственные явления, но с разными "сущностями". И в этом нет ничего странного, поскольку они, по существу, удовлетворяют разные наши "нужды".
"Сущности" как способ интерпретации содержаний
Мы так же формируем, например, и сущность "языка", понимая под ней что-то особенное и специфичное, что мы вряд ли можем выразить словами. Но при этой своей невыразимости именно она – эта "сущность" "языка" – и позволяет нам идентифицировать иностранные языки как "языки", а не бессмысленное бормотание, или "язык" жестов – именно как "язык", а не простое размахивание руками и кривляние.
Эта же, привносимая нами в "объекты", "сущность" "языка" помогает нам понять "язык" дорожных знаков именно как "язык", который что-то нам сообщает, а "язык" программирования – как нечто имеющее соответствующее свойство "языка". Благодаря этой "сущности" мы различаем специфические "языки" различных научных дисциплин, а пение птиц или эхолокацию дельфинов понимаем как "язык" их общения. Посредством этого же своего эссенциализма "языка" мы способны понять идею шифрования, изучать "язык" посредством различных лингвистических концепций, видеть его значение в антропогенезе и т. д. и т. п.
То есть именно наша способность привнести во все эти "объекты" "сущность" "языка" позволяет нам видеть во всех указанных (и многих других случаях) "язык". Однако перечисленные феномены совершенно различны, и более того, в части из приведенных примеров вообще затруднительно говорить о "языке", понимая его формально – "классически", как предлагается в каком-нибудь справочнике.
Что за "язык" у дельфинов? Можно ли его вообще соотнести с нашим "языком"? "Язык" ли изучается лингвистами или некое производное "языка"? Почему программирование каким-то определенным способом называется каким-то конкретным "языком"? Иными словами, это приведение разнородных феноменов к "языку" – вещь произвольная и условная. Но нам так удобно, потому что у нас есть "сущность" "языка", привнося которую в соответствующий "объект", мы получаем возможность что-то с ним делать – как-то его понимать, куда-то встраивать и т. д.
Иными словами, привнесение "сущности" в "объект" – это совершенно для нашей психики обычная и даже утилитарная практика: удобный способ интерпретировать содержания. Причем способ, не имеющий никакого отношения к "познанию", напротив, это скорее похоже на "придумывание", "изобретение", что, очевидно, не может приближать нас к фактической реальности.
Теперь, чтобы добраться к ней – к этой фактической реальности – через подобные дебри представлений, нам придется подвергнуть все свои "сущности" радикальному сомнению, задавшись теми же самыми, по существу, вопросами: что в действительности есть язык, что на самом деле происходит в процессе компьютерного программирования, какую фактически функцию выполняет эхолокация у дельфинов и т. д.?
Причем пример с "языком" лишь частный случай. Точно так же мы формируем и, например, идею ("сущность") чисел, идею математических формул, идею геометрических форм, физических явлений, химических реакций и т. д. и т. п. То есть указанное правило вполне универсально: содержания обретают для нас свое значение не потому что они исходно этим значением обладают, а потому, что мы вносим в эти содержания наши значения посредством присвоения этим содержаниям тех "сущностей", которые мы уже сформировали в себе, практикуя удовлетворение тех или иных собственных нужд ("потребностей", "необходимостей").
По сути, мы таким образом создаем целый параллельный мир – можно сказать, мир "платоновских идей": набор возможных к усмотрению "сущностей", которые, одновременно с этим, являются и инвариантами, обеспечивающими сведение самых разных содержаний в те "сущности" (к тем "сущностям"), которые отражают наши отношения с внешним миром, детерминированные всем кругом возможных и актуализированных в нас потребностей ("нужд", "необходимостей").
По сути, перед нами специфическое правило работы нашего мышления, которое, если мы реализуем его вне сознательного контроля, легко приводит нас к ошибкам и заблуждениям, однако, с другой стороны, вполне может служить нам при реконструкции фактической реальности, если мы понимаем то, как это работает.