Рассуждение, ведущее к исходному соглашению, должно быть доступно публичному пониманию. Конечно, размышляя над тем, какими должны быть требуемые принципы, мы должны полагаться на текущее знание, являющееся результатом здравого смысла и существующей науки. Однако нет никакой разумной альтернативы такому подходу. Нам нужно признать, что по мере изменения установленных верований, возможно, что принципы справедливости, которые рационально допустить, могут также измениться. Таким образом, когда мы отказываемся от веры в фиксированный естественный порядок, санкционирующий иерархическое общество, полагая ее неверной, следует установить тенденцию в пользу упорядоченных двух принципов справедливости.
Эффективная защита равных свобод приобретает первостепенное значение во все большей мере в поддержке чувства собственного достоинства, а это и утверждает предшествование первого принципа.
83. СЧАСТЬЕ И ДОМИНАНТНЫЕ ЦЕЛИ
Чтобы быть в состоянии приступить к вопросу о благе справедливости, я буду обсуждать способ, каким справедливые институты влияют на наш выбор рационального плана и включают в себя регулятивный элемент нашего блага. Я подойду к этой теме окружным путем, возвращаясь в этом параграфе к понятию счастья и отмечая соблазн представлять его себе как определяемое доминантной целью. Такой подход естественно приведет к проблемам гедонизма и целостности личности. Как эти вопросы связаны, скоро станет ясно.
Раньше я говорил, что, с определенными оговорками, человек счастлив, когда он находится в процессе успешного выполнения (более или менее) рационального жизненного плана, принятого при (более или менее) благоприятных условиях, и он достаточно уверен, что его намерения могут быть осуществлены (§ 63). Таким образом, мы счастливы, когда наши рациональные планы успешно реализуются, наши важные цели выполняются, и мы имеем основания быть уверенными, что наша удача не оставит нас. Достижение счастья зависит от обстоятельств и удачи, отсюда и упоминание благоприятных обстоятельств. Хотя я не буду обсуждать понятие счастья детально, нам следует рассмотреть несколько моментов, чтобы выявить связь с проблемой гедонизма.
Прежде всего, счастье имеет два аспекта: один состоит в успешном выполнении рационального плана (распорядка деятельностей и целей), который стремится реализовать человек, другой же - в состоянии сознания, его твердой уверенности, поддержанной добрыми резонами, что его успех не носит временного характера. Состояние счастья включает и определенные достижения в действиях, а также рациональную уверенность относительно результата15. Это определение счастья объективно: планы должны быть приспособлены к условиям нашей жизни, а наша уверенность должна покоится на верных убеждениях. Иначе счастье можно было бы определить субъективно следующим образом: человек счастлив, когда он полагает, что находится в процессе успешного выполнения (более или менее) рационального плана и т. д. по тексту предыдущего определения, добавив лишь, что если он ошибся или обманут, то по стечению обстоятельств и по случаю не происходит ничего такого, что вывело бы его из заблуждения. Благодаря удаче ничто не лишает его блаженного неведения. Так вот, следует предпочесть определение, которое наилучшим образом согласуется с теорией справедливости и не противоречит нашим обдуманным ценностным суждениям. Сейчас достаточно заметить, как я указывал несколько страниц назад (§ 82), что мы предполагали, что стороны в исходном положении имеют правильные убеждения. Они признают концепцию справедливости в свете общих истин относительно людей и их места в обществе. Поэтому представляется естественным допустить, что, формируя свои жизненные планы, они аналогичным образом не блуждают в темноте. Безусловно, это не является строгой аргументацией. В конечном счете, нужно, оценить объективное определение в качестве части моральной теории, которой оно принадлежит.
Принимая это определение и помня об объяснении рациональных планов, данном ранее (§§ 63–65), мы можем интерпретировать особые характеристики, иногда приписываемые счастью16. Например, счастье самостоятельно (self-contained), иначе говоря, оно выбирается ради него самого. Конечно, рациональный план будет включать много (по крайней мере, несколько) финальных целей, и любая из них может ставиться отчасти из-за того, что она дополняет и способствует реализации одной или нескольких других целей. Взаимная поддержка между целями, преследуемыми ради них самих, является важной чертой рациональных планов, и следовательно, эти цели обычно не ставятся только ради них самих. Тем не менее, выполнение всего плана и постоянная уверенность в содеянном представляют как раз то, что для нас важно само по себе. Все соображения, включая правильность и справедливость (используя здесь полную теорию блага), уже были учтены при составлении плана. А следовательно, деятельность в целом является самодостаточной.
Счастье является также самодостаточным: рациональный план, уверенно реализуемый, делает жизнь полностью достойной выбора и не требует ничего в дополнение. Когда обстоятельства особенно благоприятны и выполнение плана довольно успешно, счастье человека является полным. В пределах общей концепции, которой следует человек, нет недостатка ни в чем существенном, и нет способа существенно улучшить ситуацию. Поэтому даже если материальные средства, поддерживающие наш образ жизни, всегда можно представить себе большими, а структуру целей - другой, все равно действительное выполнение данного плана само по себе может иметь, как это часто случается с музыкальными произведениями, картинами и стихами, определенную завершенность, которая, хотя и подпорчена обстоятельствами и человеческими несовершенствами, все равно образует целое. Таким образом, некоторые люди становятся образцами человеческого процветания и моделями для подражания, а их жизни столь же поучительны в вопросе о том, как жить, как и любые философские доктрины.
Человек счастлив, таким образом, в течение тех периодов, когда он успешно выполняет рациональный план и имеет основания быть уверенным, что его усилия будут плодотворными. Можно сказать, что он приближается к благословенности (blessedness) в той мере, в которой условия чрезвычайно благоприятны, и его жизнь полна.
Однако отсюда не следует, что при продвижении рационального плана человек стремится к счастью в обычном смысле слова. Во-первых, счастье не представляет собой лишь одну. из целей наряду с другими, к которым мы стремимся, но суть выполнение всего задуманного. Но еще вначале предполагалось, что рациональные планы удовлетворяют ограничениям правильности и справедливости (как обусловлено полной теорией блага). Сказать о ком-то, что он стремится к счастью, не влечет его готовности нарушить, или утвердить эти ограничения.
Следовательно, принятие этих пределов должно быть сделано явным.
А во-вторых, стремление к счастью часто предполагает стремление к определенного типа целям, например к жизни, свободе, собственному благосостоянию17. Так, люди, которые посвящают себя без остатка праведным целям или свою жизнь - процветанию других, обычно не считаются искателями счастья. Было бы заблуждением говорить так о святых и героях или о тех, чьи жизненные планы заметно выходят за пределы долга. У них нет таких целей, которые подпадают под нашу рубрикацию, хотя она и не очерчена точно. Тем не менее, святые и герои, и люди, намерения которых находятся в пределах правильности и справедливости, фактически счастливы, когда их планы удаются. Хотя они не стремятся к счастью, они, тем не менее, могут быть счастливы в продвижении требований справедливости и благосостояния других людей или в достижении притягательных для них совершенств.
Но как вообще возможно рационально выбирать план? Какой процедуре может следовать индивид, когда ему нужно принять такого рода решение? Я теперь хочу возвратиться к этому вопросу. Ранее я говорил, что план рационален, если он был бы выбран с осмотрительной рациональностью из класса планов, все члены которого удовлетворяют принципам рационального выбора и соответствуют определенным формам критического анализа. В конце концов, мы приходим к такому моменту, когда нам надо решать, какой план предпочесть, и не опираясь на принципы (§ 64). Есть, однако, одно средство pac-i^ суждения, которое я пока. не упоминал, заключающееся в анализе наших целей. Иначе говоря, мы можем попытаться найти более детальное или более ясное описание объекта наших желаний в надежде, что принимаемые в расчет принципы разрешат вопрос.
Таким образом, может случиться, что более полная и глубокая характеристика того, что мы хотим, обнаружит, что, в конце концов, существует охватывающий план.
Рассмотрим вновь пример планирования отпуска (§ 63). Часто, когда мы спрашиваем себя, почему мы хотим посетить два разных места, мы обнаруживаем, что за этим стоят определенные более общие цели и что все они могут быть выполнены путем посещения одного места, а не другого. Так, мы можем хотеть изучить определенные стили в искусстве, и дальнейший анализ может показать, что один план лучше другого или одинаково хорош с этой точки зрения. В этом смысле мы можем обнаружить, что наше желание поехать в Париж более сильно, чем наше желание поехать в Рим. Однако зачастую более подробное описание не дает оснований для решения. Если мы хотим видеть и самые знаменитые христианские церкви, и самые знаменитые музеи, мы можем зайти в тупик. Конечно, эти желания тоже могут быть исследованы дальше. Ничто в том способе, каким выражены желания, не раскрывает, есть ли более глубокие характеристики того, что мы хотим.