Необходимо, таким образом, различать моральные добродетели и природные дарования. Последние можно себе представлять как естественные способности, развитые посредством образования и тренировки и используемые в соответствии с некоторыми характерными интеллектуальными и другими стандартами, по которым они могут приблизительно оцениваться. С другой стороны, добродетели представляют собой чувства и обычаи, направляющие нас к правильным, основанным на принципах, действиям. Мы можем отличать добродетели друг от друга посредством соответствующих им принципов. Я допускаю таким образом, что добродетели могут быть выделены с использованием уже установленной нами концепции справедливости; как только эта концепция понята, мы можем полагаться на нее в определении моральных чувств и отличении их от природных дарований.
Тогда хороший человек, или человек морально достойный, - это такой, который имеет более высокую степень, чем средний человек, широко обоснованных свойств морального характера, которые рационально желать для людей в исходном положении друг в друге. Поскольку принципы справедливости уже выбраны, и мы допускаем строгое согласие (compliance), каждый знает, что он хочет, чтобы другие в обществе имели моральные чувства, которые поддерживают приверженность этим стандартам. Другими словами, мы могли бы сказать, что хороший человек имеет такие особенности морального характера, которые рационально желать для членов вполне упорядоченного общества в своих партнерах. Ни одна из этих интерпретаций не вводит никаких новых этических представлений, и поэтому определение блага как рациональности распространяется и на людей. В соединении с теорией справедливости, которая частично объясняет благо в рамках слабой теории, полная теория дает удовлетворительное толкование моральных ценностей - третьего главного понятия этики.
Некоторые философы полагали, что, поскольку личность как личность сама по себе (person qua person) не имеет определенной роли или функции и не может рассматриваться как инструмент или объект, определение блага как рациональности должно потерпеть неудачу25. Но как мы видели, вполне возможно определение такого типа без предположения, что личность выполняет некоторую конкретную роль, и уж тем более, что она представляет собой вещь, которую следует использовать для некоторой неясной цели. Правда, распространение этого определения на моральные ценности означает принятие многих допущений. В частности, я допускаю, что быть членом некоторого сообщества и входить во многие формы взаимодействия является условием человеческой жизни. Но это допущение является настолько общим, что оно охватывает как теорию справедливости, так и моральные ценности. Действительно, как я уже указывал ранее, положено, чтобы объяснение наших обдуманных моральных суждений было близко к естественным обстоятельствам общества.
В этом смысле нет ничего априорного относительно моральной философии. Достаточно напомнить в порядке подведения итогов, что определение блага покрывает представление о моральной ценности благодаря использованию уже полученного принципа справедливости. Более того, специфическое содержание и способы получения этих принципов тоже являются существенными. Основная идея справедливости как честности, заключающаяся в том, что принципы справедливости - это те, которые были бы приняты рациональными личностями в исходном положении равенства, подготавливает путь для распространения определения блага на более широкие вопросы морального блага.
Желательно было бы указать способы распространения определения блага на другие случаи. Это придаст нам больше уверенности в его применимости к личностям. Допустим, что для каждого человека существует рациональный план жизни, который определяет его блага. Мы теперь можем определить хорошее или благое действие (в смысле благодетельного действия) как такое, которое мы вольны делать или не делать, т. е. никакие требования естественных обязанностей или обязательств не ограничивают нас в делании или неделании этого.
Само действие при этом предназначено для способствования благу другого (его рационального плана). Делая следующий шаг, мы можем определить благое дело (в смысле добродетельного действия) как совершаемое ради блага другого человека. Благодетельное действие развивает благо другого, и совершается оно из желания, чтобы другие имели те же блага. Если благожелательное действие приносит много блага другим людям и совершается со значительными потерями или риском для самого действующего субъекта с точки зрения его более узко понимаемых интересов, то это действие выходит за пределы долга (supererogatory action). Действие, которое было бы большим благом для другого, особенно такое, которое защищает его от большого вреда или ущерба, является естественным обязательством, требуемым принципом взаимопомощи, при условии, что опасность действующему субъекту не очень велики, а жертвы при этом несущесвенны. Таким образом, действие за пределами долга можно представить себе как такое, которое человек совершает ради блага другого, даже с оговоркой о недействительности естественной обязанности. Вообще, действия, выходящие за пределы долга, были бы обязанностями, если бы не было некоторых оправдывающих обстоятельств, сводящихся к учету собственных интересов. Между тем, для полного договорного объяснения правильности мы должны были бы исходить из точки зрения исходного положения относительно того, что разумно считать собственным интересом. Но я не буду далее рассматривать здесь этот вопрос.
Полная теория блага позволяет нам различить разные типы моральных ценностей или разные случаи их отсутствия. Мы можем провести различия между несправедливым, плохим, злым человеком. Например, рассмотрим факт, что некоторые люди стремятся к излишней власти, выходящей за пределы разрешенного принципами справедливости и проявляющейся в виде произвола. В каждом подобном случае есть желание совершать неправильные и несправедливые поступки для достижения собственных целей. Несправедливый человек стремится к господству ради таких целей, как богатство и безопасность, которые, при подходящих ограничениях, вполне законны. Плохой человек желает бесконтрольной власти, потому что он радуется даруемой ею чувству господина, и, кроме того, стремится к общественному одобрению. Он также имеет неумеренное стремление к вещам, которые в ограниченном количестве, в принципе, хороши, а именно: одобрение со стороны других и чувство самообладания. Но именно способ удовлетворения этих амбиций делает его опасным. В противоположность этому, злой человек домогается несправедливого правила именно потому, что оно нарушает то, на что независимые люди согласились бы в исходном положении равенства, и следовательно, проявление этой несправедливости приводит к его превосходству и оскорблению чувства самоуважения других. Именно в этой демонстрации силы и оскорблениях видит он свою цель. Злым человеком движет любовь к несправедливости: он испытывает восхищение от немощности и унижения подчиненных ему людей, и он наслаждается тем, что они признают его как человека, умышленно ухудшающего условия их существования. Как только теория справедливости объединяется с теорией блага в единое целое, которое я назвал полной теорией, мы можем провести эти и другие различения. Нет никаких причин бояться, что при этом не будут объяснены бесчисленные вариации моральных ценностей.
67. ЧУВСТВО СОБСТВЕННОГО ДОСТОИНСТВА, СОВЕРШЕНСТВА, СТЫД
Несколько раз я упоминал, что, возможно, наиболее важным первичным благом является чувство собственного достоинтсва. Мы должны быть уверены, что концепция блага как рациональности объясняет, почему это так.
Можно сказать, что чувство собственного достоинства, или самоуважение, включает два аспекта. Во-первых, как мы замечали ранее (§ 29), оно включает ощущение человеком своей собственной значимости, его твердое убеждение в том, что его концепция собственного блага, жизненного плана заслуживает реализации. Во-вторых, самоуважение включает уверенность в собственных способностях, поскольку во власти человека выполнить собственные намерения. Когда мы чувствуем, что наши планы малоценны, мы не можем выполнять их с удовольствием или получать удовольствие от их исполнения. Не можем мы также продолжать начинания, если потерпели неудачу и ощутили сомнение в собственных силах. Отсюда ясно, почему самоуважение представляет собой первичное благо. Без него ничто не кажется достойным деяния, а если некоторые вещи имеют для нас ценность, мы лишены воли стремиться к ним. Всякое желание и всякая деятельность становятся пустыми и ненужными, и мы погружаемся в апатию и цинизм. Следовательно, стороны в исходном положении желали бы избежать практически любой ценой таких социальных условий, которые подрывают самоуважение.
Тот факт, что справедливость как честность дает больше оснований для чувства собственного достоинства, чем другие принципы, является сильным доводом в пользу ее принятия.
Концепция блага как рациональности позволяет нам охарактеризовать более полно обстоятельства, которые поддерживают первый аспект самоуважения, чувство собственной значимости. Их, собственно, два: (1) обладание рациональным жизненным планом, в частности таким, который удовлетворяет аристотелевскому принципу; (2) убежденность в том, что наша личность и наши дела оценены и одобряются другими людьми, которые также уважаемы, и ассоциация с которыми приносит удовлетворение. Я предполагаю, что жизненный план теряет для человека привлекательность, если в нем нет места его природным способностям. Когда его действия не удовлетворяют аристотелевскому принципу, они становятся скучными и мелкими и не дают нам чувства компетентности или ощущения их ценности. Человек склонен быть более уверенным в своей значимости, когда его способности полностью реализованы и организованы с требуемой сложностью и утонченностью.