Актёр Майкл Йорк так описывает движущую силу своей жизни:
Я был застенчив и в то же время ужасно честолюбив. Помню, как в детском саду ставили "Красную Шапочку". Мне досталось какое-то мелкое поручение за кулисами. Я стоял там и смотрел на мальчишку, который играл волка. Я так завидовал ему, что почти его ненавидел. И знаете, что из этого вышло. Он заболел, и роль досталась мне.
Вот как описывает свои внутренние ощущения превосходства, выявляющиеся по мере того, как проходит застенчивость, один 26-летний молодой человек, представитель среднего класса:
Чем более я приобретаю самоуважение, тем более я теряю уважение к другим. Вместо того чтобы бояться людей, я пришёл к тому, что считаю большинство из них бестолковыми. У меня есть несколько друзей, главным образом моих бывших одноклассников, но мне больше не по душе общаться с ними и разделять их ценности. Они стараются работать там, где побольше платят, а на досуге болтаются по барам, чтобы подцепить девчонку на вечерок. Вся их жизнь - кайф, секс и дешёвые боевики.
А вот откровения одной молодой женщины, посещавшей наш семинар:
Ванная комната была для меня островком фантазии. Я там сидела, глядя в зеркало и переживая тысячу разных ролей. Я могла этим заниматься часами. Но я понимала, что это дело недостойное и я, вероятно, просто никчёмное создание. Это меня огорчало. Тогда я представила себе, что за зеркалом установлена скрытая камера и Джимми - парень, который мне нравился, - может меня видеть. Он может смотреть на меня или нет - как захочет, но всегда есть вероятность того, что он смотрит. Я спросила себя, как же я буду себя при этом чувствовать и понравится ли Джимми то, что он увидит, если я не смогу оторваться от зеркала. Ради Джимми решила изменить своё поведение. Это меня успокоило, и теперь я не чувствую себя виноватой, когда, оставшись дома одна, все-таки порой возвращаюсь в свой мир фантазии.
Эгоцентрическая природа застенчивости также выступает в рассказе одной женщины, с которой я работал. Она сама стремилась избежать внимания, которое в то же время постоянно желала к себе привлечь:
Я всегда очень нерешительна на танцах. Однако стоит мне только преодолеть свою скованность и начать танцевать, как я чувствую себя великолепно. Сначала я ощущаю себя скованной и неуклюжей и чувствую, что могу стать объектом насмешливых взглядов, но когда я танцую, мне кажется, что я делаю это лучше всех и достойна восхищения. Мой психиатр сказал, что это скорее продиктовано не чувством неполноценности и униженности, как мне всегда казалось, а стремлением превзойти всех остальных.
Социальное программирование
Недавно заведующий главной студенческой медицинской службой рассказал мне, что ежегодно около 500 студентов (а это 5 % от общего количества обучающихся) обращаются за помощью в связи со своей особой проблемой. Они чувствуют себя одинокими. Каждый получает индивидуальную психотерапевтическую помощь в соответствии с тем, симптомом чего, по мнению психотерапевта, является это ощущение. Заведующий полагал, что традиционный фрейдовский психоанализ едва ли мог бы помочь хоть в одном из этих случаев. Сталкиваться, как правило, приходилось с вполне осознанными житейскими проблемами, с которыми Эго должно каждодневно справляться в жизни каждого человека.
"А представьте себе, что все пятьсот студентов явились к вам в один день, - сказал я. - Каков тогда будет диагноз и какие методы изберёт психотерапевт?"
"Мы позовём декана или директора общежития и спросим, что у них там происходит, что вызывает такую массовую реакцию", - был ответ.
"А когда студенты к вам приходят поодиночке, то вы каждого спрашиваете, что с ним не в порядке, а не что там у них происходит?"
"В общем, да".
Из сказанного ясно, что корни застенчивости следует также искать в экологии социального Я. Ошибка моего собеседника сродни той, которую допускают психиатры, психологи, терапевты, криминалисты - все те, кто анализирует, расследует, лечит и судит человека, недооценивая силу обстоятельств. Ниже мы рассмотрим вопрос о влиянии некоторых внешних сил, не подвластных человеку.
Мобильность и одиночество
Вэнс Паккард в книге "Нация незнакомцев" утверждает, что географическая мобильность стала типичной особенностью американской семьи. "Средний американец примерно 14 раз в своей жизни меняет место жительства, - пишет Паккард. - Каждый год примерно 40 млн. американцев переезжают на новое место". Более половины из 32 млн. человек, живших в сельской местности в 1940 г., в последующие два десятилетия снялись с насиженных мест. Для многих мест (университетские городки, посёлки при предприятиях) и многих профессий (лётчики, стюардессы, кочующие сезонные рабочие) переезд - естественное перманентное состояние.
Следствие этого, согласно Паккарду, - "значительный рост числа граждан, утративших ощущения общности, идентичности и преемственности. Результат этой утраты - потеря ощущения благополучия как отдельными людьми, так и всем обществом". А как же дети? Что ощущают миллионы несовершеннолетних, вынужденных путешествовать, когда никто на это даже не спрашивает их согласия? Какую цену платят они за оборвавшуюся дружбу, смену знакомых мест и столкновение с неизвестностью? И потом, кто заменит бабушку, от которой пришлось уехать?
Школьница, с рассказа которой началась глава 1, - та самая, что ото всех пряталась, - одна из жертв мобильности.
…Когда я выросла, дела стали ещё хуже. Каждый год мне приходилось идти в новую школу. Наша семья была бедная, и по мне это было видно. Так что большинство ребят игнорировали меня, пока им от меня чего-то не требовалось. Получив своё, они оставляли меня ожидать, когда я снова понадоблюсь. Я чувствовала себя футбольным мячом в разгар баскетбольного сезона. Я закрылась в свою скорлупу, и щёлочка в ней становилась все уже с переходом в каждую новую школу, пока в девятом классе не захлопнулась намертво.
Драматические последствия мобильности изучал Роберт Циллер. Он сравнивал три группы восьмиклассников из штата Делавер. Группа наивысшей мобильности включала 83 ребёнка, чьи родители служили в ВВС США. Эти ребята за свою короткую жизнь успели сменить семь мест жительства. Другая группа состояла из 60 детей, чьи родители бы и гражданскими лицами. Эти дети пережили по 3 переезда или около того. Третью группу составили 76 школьников, всю жизнь проживших на одном месте.
Каждый ребёнок был обследован с помощью различных тестов, выявлявших чувство идентичности с детьми и взрослыми, ощущение социальной изоляции, а также самооценку. Как вы, наверное, догадались, дети, пережившие много переездов, оказались наиболее социально изолированными. Дети военных лётчиков показали самые крайние результаты. Собственное Я выступало для них главной точкой отсчёта. Такая сосредоточенность на себе объяснима: это реакция на постоянно меняющуюся среду, однако она формирует у ребёнка чувство отчуждённости. Эти дети обычно называли себя "не такими, как все", "необычными", "странными" и "одинокими". Они были более склонны к идентификации со взрослыми, нежели со сверстниками.
Чувство одиночества - испытывает ли его ребёнок, взрослый, или старик - становится все более распространённым по мере того, как люди всё чаще живут одни или в малой семье. Американцы теперь позже обзаводятся семьёй, имеют меньше детей, чаще разводятся и дальше уезжают от "дома".
Сегодня среднее количество людей, проживающих под одной крышей, - меньше трёх. Мы быстро превращаемся не просто в нацию незнакомцев, а в нацию одиноких незнакомцев.
Человек, застигнутый такими обстоятельствами, может стать застенчивым хотя бы потому, что просто подойти к другому человеку - затруднительно. Всё реже можно встретить тёплые, доверительные и бескорыстные отношения в семье или между соседями. Просто-напросто человеку не остаётся возможности завести разговор, почувствовать отклик собеседника, сделать и получить комплимент.
Пожалуй, самую тоскливую картину я наблюдал однажды в субботу в большом магазине. Группа детей, собравшихся у фонтана, пока родители делали покупки, сидела поодиночке - каждый со своим куском пиццы или бутербродом. Их лица были озабочены и невыразительны. А потом - домой, в свой замкнутый мирок, где каждый изолирован от соседа.
В городах страх перед преступностью превращает домовладельцев в добровольных затворников. Дом превращается в тюрьму с металлическими ставнями, тройными замками и засовами. Некоторые женщины не выходят за порог, пока муж не вернётся с работы и не отвезёт их в магазин. Для одиноких стариков опасности городской жизни ещё более серьёзны.
Есть и менее явные факторы, также превращающие наше общество в генератор застенчивости. Супермаркеты вытесняют менее экономически эффективные семейные магазинчики, а мы с вами платим за это невидимую мзду. Вам уже нигде больше не попадётся на глаза табличка: "Отпускаем в долг". И это не просто утрата кредита, это утрата индивидуальности. Дружеская беседа с продавцом или аптекарем - удел прошлого. Такова наша жертва "прогрессу" - утрата возможности понять, что мы значим для других, а они - для нас.