- Сколько себя помню, - прошептала она, покусывая нижнюю губу, - у меня был этот страх - перестать быть. Собственно, я над этим не задумывалась, пока не погибла моя собака. Я лежала в постели и пыталась представить себе, как будет выглядеть эта комната, когда я умру. Иногда поднимусь и брожу по дому, пытаясь постичь непостижимое. Невозможно представить, что я могу не быть нигде или - что этот дом будет все так же стоять, когда меня уже в нем не будет.
Бетти осознала, что выбрала не наилучший способ бороться с горем, и стала искать разрешение ситуации, читая книги о жизни после смерти. Вдобавок к этому она создала группу поддержки, где можно было обсудить тревожащие вопросы. Бетти смогла ухаживать за мужем до самого конца, а несколько лет спустя мирно и достойно встретила свою смерть.
"Она больше любила ту собаку, чем собственную мать"
Эстелла, худая, но крепкая и энергичная женщина, была опорой семьи. Одаренная богатым воображением и легкая на подъем, в шумных играх она легко доводила до изнеможения своих юных племянников. Казалось, ничто не сможет выбить ее из колеи. Однако семья полагала, что Эстелле будет нелегко перенести смерть матери, ведь обе женщины были необычайно близки. "Но после того, как мать Эстеллы умерла, Эстелла продолжала оставаться нашей опорой, даже после кончины ее любимого дядюшки", - заметил один из родственников.
Еще через несколько месяцев одна из принадлежавших Эстелле собачек неожиданно заболела и сдохла. И только тогда родственники услышали, что эта сильная женщина плачет от горя. От потрясения она впала в глубокую депрессию. "Как могла она оставаться такой спокойной, когда хоронили ее мать и дядю, и так убиваться из-за животного?" - с отвращением говорили домочадцы. Когда бедная женщина совсем разболелась от горя, эти родственники в гневе заключили: "Она больше любила ту собаку, чем собственную мать".
В истории Эстеллы важно подчеркнуть три момента. Во-первых, то, что ее реакция отнюдь не являлась "ненормальной" или необычной - просто смерть домашнего любимца повергла ее в экзистенциальный кризис: она была вынуждена задуматься о собственной смерти.
Во-вторых, гибель собаки выпустила наружу глубоко спрятанную скорбь. Как вода в запруде, сдерживаемые слезы накапливались, душили Эстеллу изнутри, пока произошедший кризис не прорвал эту плотину.
В-третьих, способ героини нашей истории переживать утрату был особым, индивидуальным, как ее манера говорить или походка. Ведь семья ожидала, что Эстелла будет скорбеть точно так же, как они, а в результате женщина не получила той любви, поддержки и успокоения, в которых нуждалась.
В заключение напомним, что Бетти и Эстелла были взрослыми людьми, которые столкнулись с экзистенциальным кризисом. Что же в этой ситуации происходит с детьми?
РЕАКЦИЯ РЕБЕНКА
Первый детский опыт, касающийся горя, иногда может очень помочь нам, но может и сделать бремя утрат еще тяжелее. Возможно, находясь в чреве матери, вы пережили что-то горестное, потом к этому добавилась родовая травма. Знакомство с понятием смерти и первые расставания создали в вашей психике запутанный способ приспосабливаться к утратам. Более того, как и большинство людей, вы храните в душе первые переживания по поводу собственной смерти.
Следы детских переживаний остаются заметными. Вы никогда не замечали проявление детских реакций у взрослых, выражающих глубокое горе, - дрожащие губы, неловкие движения рук или ног, сбивчивую речь? Сегодняшняя утрата может оживить ваше детское поведение.
КОРРЕКТИРОВКА МАЛЕНЬКОГО РЕБЕНКА
Закончим эту главу хорошими новостями: детские проблемы, связанные с расставанием, утратой и горем, можно разрешить. Первый шаг на пути к этому - осознание раннихпереживаний. Постарайтесь понять, что служит вам на пользу, а что нет. Следующим вашим действием должно стать создание благоприятных методов, позволяющих вам справляться с огорчениями (об этом читайте в гл. 7). Главное помнить, что вы научились определенным моделям поведения; а все, что можно выучить, можно и забыть. Нас научили избегать моста скорби, но гора на той стороне ущелья все еще ждет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
СТРЕСС КАК СЛЕДСТВИЕ ГОРЯ
Секрет здоровья и счастья лежит в умении безупречно приспосабливаться к постоянно изменяющимся условиям существования на нашей планете; наказанием за ошибки в этом великом адаптационном процессе становятся болезни и несчастья.
Ханс Селье
С момента возникновения письменности в любой цивилизации есть упоминания о том, что после тяжелой утраты некоторые люди начинают болеть и даже умирают в результате пережитого. Но лишь за последние сорок лет мы сумели понять, в чем состоит эта связь: горе вызывает стресс, а затянувшийся стресс может вызвать болезни и смерть.
"Личный опыт стресса, вызванного горем"
(история Дайяны)
Как бы ни были заняты члены нашей семьи, за ужином мы собирались вокруг стола и не торопясь обсуждали события дня. И даже когда я была совсем маленькой, мои проблемы тоже становились частью этих важных для всех бесед. "Ну что ж, когда я был маленькой девочкой вроде тебя, - частенько говорил мне отец, не в силах сдержать улыбку, - я тоже испытывал похожие проблемы".
"Как же ты с этим справлялся, папа?" - спрашивала я, хихикая в предвкушении ответа. Отцовский смешок говорил о том, что сейчас отец выдумает какую-нибудь душераздирающую историю. Но, если он отодвигал в сторону тарелку, это значило, что грань реальности не будет нарушена. В любом случае его отклики всегда были забавны, поучительны и заставляли задуматься. Нередко он заканчивал разговор словами: "Солнышко, все меняется. Ничто не длится вечно". А я всегда выходила из-за стола, преисполненная уверенности в том, что я, как и каждый человек, смогу справиться с проблемами своим собственным путем, в свой срок.
Мать всегда утверждала, что моя "беспечная" натура - подарок природы, а не результат воспитания. "Ты родилась, уже имея такой свободный от борьбы дух, - поясняла она, - поэтому ничто тебя не может привести в уныние. Ты всегда была невозмутимой, что бы ни происходило". Когда я училась в колледже, психологические тесты свидетельствовали о моей легкой адаптации к переменам и об отсутствии склонности к стрессу, неподверженности страхам и перепадам настроения. Но в возрасте 38 лет эти мои свойства подверглись небывалому испытанию.
Год 1984 был вполне обычным, за исключением одного: в связи с гинекологическим заболеванием я должна была подвергнуться гистерэктомии. Распаковывая сверток с новыми тапочками для больницы, я вдруг заявила:
- У меня есть машина, поэтому я сама поеду в медицинский центр, - удивив этими словами даже саму себя.
- Это же просто нелепо, - попыталась вразумить меня подруга.
- Не знаю, в чем тут дело, - упорствовала я, - но у меня такое чувство, что приближается опасность и мне может срочно понадобиться автомобиль.
Я и сама не понимала смысла своих предчувствий, но настояла на своем и, преодолев 25 миль, добралась до Хьюстона.
Операция была назначена на 7:30 утра. В 6:45 в палату вошла медсестра с двумя санитарами, толкавшими каталку.
- Вот, возьмите, - резко произнесла сестра, протягивая мне чашку.
- Что это? - спросила я.
- Валиум, - ответила она. - Он подготовит вас к операции.
- Спасибо, не надо, - поблагодарила я.
- Но вы должны его принять, - настаивала сестра. - Пациенты боятся даже входить в хирургический блок, поэтому все должны принимать успокоительное.
- Спасибо, но я в порядке, - ответила я и добавила: - Я хочу полностью контролировать свои чувства.
Мы пререкались до тех пор, пока нас не прервал добродушный санитар:
- Давайте, давайте. Пора. Мы не можем задерживать уважаемого доктора.
В этот момент зазвонил телефон. Выслушав сообщение, суровая медсестра с большой неохотой передала мне трубку со словами:
- Это из госпиталя Сент-Джозеф в Хот-Спрингсе. Ваш отец находится в кардиологическом отделении, и хирург хочет с вами поговорить.
Не удивляясь, что где-то еще развивается кризисная ситуация, я взяла трубку.
Монотонный мужской голос поведал: "Состояние мистера Дэвидсона критическое. Сегодня утром он перенес сердечный приступ. Возможна остановка сердца. Сейчас его готовят к операции, но весьма сомнительно, что он скоро покинет госпиталь. Даже если ему посчастливится, он все равно не сможет полностью вернуться к прежней жизни".
Бросив трубку медсестре, я вскочила с каталки, и, впопыхах набросив на себя одежду, помчалась к машине. Доктор был прав, сказав, что в любом случае отец будет уже не тот, но и моя жизнь никогда не станет прежней.
К тому времени, как я примчалась в госпиталь в Хот-Спрингс, операция закончилась. Увидев отца, я лишилась дара речи: свежие швы на его груди выглядели так, словно его терзал орел. Еще ужаснее было видеть, с каким трудом он дышит. А поскольку он всегда сохранял оптимизм, то его слова "Похоже, я умираю" меня просто перепугали.
- Зачем ты так говоришь? - спросила я, пытаясь предотвратить это страшное пророчество.
- Пришло мое время, дорогая, - промолвил отец сквозь подступившие слезы.
Господи, помоги нам, - молило мое сердце, а я смотрела, как отец засыпает. Потом нашла телефон и позвонила своему мужу Джо в Хьюстон, детально объяснив положение. Полная тревоги и совершенно обессиленная, я опустилась в кресло в зале ожидания и уставилась перед собой невидящим взглядом. Прошло несколько минут, прежде чем я осознала, что звонит телефон.