Нет, если бы все было в порядке, они подъехали бы к самому его дому, особенно мама с ее мозолями.
Флафи, все еще сомневаясь во мне, встала на заднее сиденье и принюхалась. По выражению ее мордочки и по тому, как она оскалила зубы, я заключила, что моя подружка оценила ситуацию так же, как я.
— Пришло время провести небольшую разведку, — заключила я, дала задний ход, отъехала от бывшей полицейской машины Рейдин и поставила “камаро” в тени небольшой сосновой рощицы. Наклонившись, я достала из-под переднего пассажирского сиденья пару тапочек для аэробики, сняла свои туфли на каблуках и переобулась. Затем сунула руку под водительское сиденье и стала шарить в поисках оружия — просто так, на всякий случай.
Думаю, если бы существовала такая болезнь, как страх ношения оружия, мне следовало бы поставить такой диагноз. Танцовщицы — подходящий объект для стрельбы по мишеням, поэтому большинство из нас носят оружие, но не я. По моему разумению, пистолет только поможет нападающему, из него же он меня и убьет. А если совсем честно, я опасаюсь огнестрельного оружия, но ножей почему-то не боюсь.
Мои пальцы нащупали нож “спайдерко”, который лежал под сиденьем, и сомкнулись, погладив стальную спину лезвия. Если твое детство прошло в Филадельфии, поневоле научишься защищать себя собственными силами. Нож — это всего лишь продолжение моих ногтей. Мой брат Фрэнсис подарил мне “спайдерко”. Он не очень распространялся по этому поводу, но я знала, что нож обошелся ему в немалую сумму, и понимала — таким образом брат давал мне понять, что, хотя и смирился с моим решением стать танцовщицей, все равно будет волноваться за младшую сестру.
Теперь пришла моя очередь беспокоиться за маму и Рейдин.
— Оставайся здесь, Флафи, — сказала я.
Конечно, она сделает так, как сама сочтет нужным, но эти слова внушали мне чувство, что главная здесь я.
Я вышла из машины и пошла по улице, стараясь держаться поближе к обочине и не бросаться в глаза. Я дошла всего лишь до “плимута” Рейдин, когда стало ясно, что основания для тревоги есть. Сиденья — и передние, и задние — были усыпаны обломками сосновых веток. На переднем сиденье рядом с пустой упаковкой от черного крема для обуви валялся пустой пакет из бакалейной лавки “Пиггли Виггли”. Мамина сумка лежала раскрытая, ее содержимое перемешалось с сосновыми иголками. Но самое главное, дробовик Рейдин лежал на заднем сиденье, никак не замаскированный. Не может быть, чтобы мама и Рейдин ушли, бросив все на виду. Где же мамочка?
Словно в ответ на мой вопрос воздух прорезал душераздирающий визг. Этот визг я не спутаю ни с каким другим звуком, вслед за ним раздался другой звук, который тоже ни с чем не спутаешь: выстрел.
Я бросилась бежать со всех ног, держа путь к ярко-желтому дому, туда, откуда раздавались эти звуки. Вбегая во двор, я вдруг увидела пару солдат и какого-то голого мужчину. Да-да, мерзкого голого мужика.
Я отскочила в сторону, зашла за “вегу” Роя Делла и стала смотреть поверх капота. Голый промчался мимо меня, пробежал мимо фасада дома и свернул за угол, за ним по пятам неслись солдаты. Этими “солдатами” оказались мама и Рейдин, одетые в камуфляж — судя по форме усыпанных сосновыми иголками касок — времен Второй мировой войны. На лицах, вымазанных черной ваксой, неистово сверкали глаза. Дамы проскочили мимо, в своей целеустремленности даже не заметив меня. Мамуля держала в левой руке что-то черное, квадратное. Я вдруг с ужасом осознала, что знаю голого: это был Фрэнк. Мама и Рейдин преследовали Фрэнка, по-видимому, снова застигнутого на месте преступления! Я бы рассмеялась, если бы в следующее мгновение ситуация внезапно не осложнилась.
Парадная дверь распахнулась так резко, что стукнулась о стену, и появился новый персонаж — Лулу.