Глава восьмая
Морфология поведения
Системный ракурс феномена поведения предполагает, что рассматривать психику и поведение по отдельности невозможно. Поведение – есть процесс существования психического. Отсюда очевидно, что основная трудность анализа феномена поведения состоит в том, что поведение предстает здесь как активность, однако это активность системы (психического), то есть мы имеем дело одновременно и с динамикой (функциональный ракурс феномена поведения), и со статикой (содержательный ракурс феномена поведения).
Понятие рефлекса, хотя исследователи и указывают на его условный (относительный) характер, вполне удовлетворяет этой двойственной специфике феномена поведения. С другой стороны, оперировать понятием рефлекса, учитывая его семантическую размытость, весьма затруднительно, что отчетливо показал весь предыдущий опыт физиологической и психологической науки: "рефлекс" оказался тем "мистическим заклинанием", которое все объясняет, не объясняя при этом ничего определенного.
Однако дальнейшее развитие научной мысли, основывающееся на "принципе рефлекса", логически привело исследователей к выделению двух чрезвычайно важных для разъяснения феномена поведения понятий: динамического стереотипа (И.П. Павлов) и доминанты (А.А. Ухтомский). Именно они и задают два необходимых ракурса для описания феномена поведения: содержательный и функциональный.
Вместе с тем, это только ракурсы рассмотрения, теперь же необходимо фиксировать то, что они позволяют увидеть. В целом, необходимо ответить на следующие вопросы. "Кто" является "действующим лицом" поведения? "Что" им "движет"? "Где" это "происходит"? Ответы на эти вопросы и дадут морфологию поведения.
1. Субъект поведения
Кто является "субъектом поведения"? Ответ на этот вопрос оказывается куда более трудным, чем может показаться с самого начала. Очевидно, что решить вопрос "субъекта" из содержательных аспектов, чем, как правило, и занимается психология, невозможно по причине отсутствия положительных критериев, способствующих удовлетворительной дифференцировке; а решить вопрос "субъекта" из нейрофизиологии затруднительно по самой логике такого рода исследований.
Однако попытки определить "субъекта деятельности" в психологии все-таки предпринимались, что привело к отчаянной неразберихе. А.В. Брушлинский определяет "субъект" как, с одной стороны, "все человечество в целом", а с другой – как "высшую системную целостность всех сложнейших и противоречивых качеств человека, в первую очередь его психических процессов, состояний и свойств, его сознания и бессознательного". С.Л. Рубинштейн значительно ограничивает понятие "субъекта в специфическом смысле слова (как я)", определяя его как "субъекта сознательной, произвольной деятельности". Б.Г. Ананьев разрабатывал понятийный континуум, в котором "субъект" противостоит "личности", "индивиду", "индивидуальности". В.А. Петровский продолжает тему и предлагает "понимание личности как подлинного субъекта активности – в противовес тем представлениям, где личность сводится лишь к тому "внутреннему", сквозь которое преломляются внешние воздействия, падающие на индивида". Самое лаконичное, равно как и самое пространное определение субъекта предлагается в "Современной психологии" под редакцией В.Н. Дружинина: "Субъект, осуществляющий психическое как процесс, – это всегда и во всем неразрывное единство природного и социального". Подобное перечисление взглядов можно продолжать и дальше. Каждое из представленных определений "субъекта" имеет свои положительные стороны, однако ни одно из них не отражает всех заявленных аспектов (или не акцентирует существенные), а также, что самое главное, эти определения нефункциональны.
Вместе с тем, вопрос о "субъекте поведения" должен быть решен положительно, в противном случае любые факты и концепты автоматически повисают в воздухе. В сущности, когда мы говорим о "субъекте поведения", мы тем самым проводим четкую грань между тем, что есть "субъект", и тем, что есть его "поведение", а, следовательно, неизбежно приходим к выводу, что субъект поведения – это все, кроме его поведения. Если же под поведением, как предлагает КМ СПП, понимать всякую психическую и психически опосредованную активность, с одной стороны, и принять во внимание, что поведение не есть только активность, но и в первую очередь активность структуры, с другой, то очевидно, что субъекту не остается в психическом ничего, кроме некоего подобия роли геометрической точки в геометрии. Действительно, если учесть специфику психологической редукции в дихотомии "я" – "не-я", то понятно, что всякое проявление "я", подвергнутое рефлексии, уже не есть "я". Таким образом, "я" как нечто фактическое, поддающееся верификации существует лишь в действии, но здесь оно неотличимо от самого действия.