Поэтому дело не только в теоретических трактовках - считать ли переживание личностным актом или стихийным самодвижущимся процессом, но и - в самой реальности, в действительной тенденции процессов переживания сходить с личностной орбиты, превращаться в стихийный самодействующий процесс. личность может противостоять этой тенденции, а может и примириться с ней и даже поддержать ее, отчасти по вполне объяснимой слабости, отчасти по стремлению к "психологическим выгодам". Следствием этой победы стихийности является патология самого переживания и угроза невротиза-ции или психопатизации личности .
Но как бы то ни было в форме ли отвержения, принятия или смеси того и другого, не только социум, а и сам переживающий человек в той или другой мере признает свою ответственность и свободу по отношению к переживанию. из обыденного внутреннего опыта каждому известно, что мы пытаемся сознательно управлять собственными переживаниями, чаще - безуспешно, порой относительно успешно, но, во всяком случае, ищем средства для того, чтобы что-то изменить не только в обстоятельствах жизни, но и в собственных душевных состояниях.
Эти попытки влияния на переживание выражают собой и опираются на то или иное отношение личности к своему переживанию. личность не только испытывает душевные состояния и процессы, но и относится к ним, оценивает и истолковывает их, стремится понять их истоки и сущность, старается изменить и направить их и т. д. Вся эта активность личности не является чем-то внешним по отношению к самому процессу переживания, она и составляет ту плоскость целостного процесса переживания, которую мы назвали планом осмысления переживания.
Главная задача данного раздела - описать изменения, которые претерпевает этот план переживания, когда переживание перетекает в молитву. Как в молитвенном контексте изменяется личностное отношение, оценка, осмысление своих душевных актов и состояний, и как это сказывается на всем целостном процессе переживания?
Акт предложения
Входом из стихии переживания в пространство молитвы часто служит специфическая жалоба, в которой человек как бы выкладывает перед Богом наиболее сильные, мучительные и неподвластные душевные состояния. "Унывает во мне душа моя" (Пс 41:7); "Помилуй меня, Господи, ибо тесно мне; иссохло от горести око мое, душа моя и утроба моя" (Пс 30:10); "Скорби сердца моего умножились… призри на страдание мое и на изнеможение мое…" (Пс 24:17–18) - вот примеры такого рода молитвенных воззваний. Выше мы закрепили за ними термин "акты пред-ложения".
Акт предложения, как видно из примеров, включает в себя следующие внутренние действия: обращение к Ты, постановку своей души под взор Ты, поименование душевных состояний.
Первое психологическое следствие акта предложения состоит в том, что из стихии переживания выходит субъект молитвы. Он отделяется от стихии, но не порывает с нею связь. Сам факт такого рождения субъекта молитвы сопряжен с одновременной актуализацией четырех феноменологических фигур: "Я", "Ты", "душевное состояние" и "отношение Я к душевному состоянию".
Одна из этих фигур - душевное состояние, рождается в этот момент второй раз. Первый раз оно родилось как непосредственная реакция душевного организма на возникшую ситуацию. В качестве такой непосредственной реакции состояние носит черты субстанциональности. Субстанция, по одному из определений Гегеля, есть в-себе-и-для-себя пребывающее бытие. Так и непосредственное эмоциональное состояние изнутри ощущает себя как самодостаточную, довлеющую себе, в себе имеющую свое основание и определение реальность.
Но вот в молитвенном акте предложения происходит "наречение имени" этого состояния, и, ограненное и удерживаемое теперь своим именем, оно приобретает статус третьего лица - того, о чем идет речь между первыми двумя лицами - Я и Ты, личностью и Богом. Это бытие душевного состояния в третьем лице хотя и не преобразует автоматически всю его сильную душевную стихию, но, тем не менее, начинает оказывать на нее постоянное влияние (как влияет порой на человека новый статус, новое социальное положение), способное в конечном счете определить течение и судьбу душевного состояния.
Самое же существенное именно для процессов плана осмысления событие состоит в том, что акт предложения порождает здесь отношение Я к переживанию. Общая задача плана осмысления, задача на смысл, в том и заключается, чтобы формировать, развивать и преобразовывать личностное отношение ко всем моментам бытия, вовлеченным в переживание. Вся эта работа еще впереди, личности еще только предстоит понять истоки и вникнуть во внутренний смысл случившегося, оценить опыт, занять позицию, предстоит ставить перед собой вопросы и искать на них ответы, но зачатки, почки всех этих будущих действий можно заметить уже в акте предложения. В частности, здесь начинается характерное личност-но-смысловое познание своей души, которое затем будет продолжено особыми актами вникания. Оно различимо уже в акте "наречения имени" душевного состояния.
"имя" душевного состояния есть ответ на два вопроса - что испытывается (уныние, скорбь, горесть и т. д.) и кем, кто, собственно, феноменологический субъект переживания. Потому имя состояния обычно двусоставно: "Душа скорбит", "Тесно мне", "иссохло от горести око мое" и т. п. При этом в качестве феноменологического субъекта переживания может выступать не только целое Я, снабженное порой сильными эпитетами ("блудный аз", "окаянный человече" и т. п.), но и отдельные его "функциональные органы" (сердце, душа, око, утроба и пр.). Такого рода именования являются актами познавательными в том смысле, что недифференцированную стихию непосредственного переживания они структурируют в терминах "анатомии" и "психологии" "внутреннего человека" (2Кор 4:16). Тем самым "внутренний человек" феноменологически актуализируется, и появляется возможность его участия как особого лица в молитвенном диалоге. Именно в диалогической молитвенной атмосфере после первичного именованиядушевного состояния и ставится задача на смысл, решать которую призваны процессы плана осмысления переживания.
Фаза вопрошания
Будучи введенной актом предложения в молитву, душевное состояние попадает в новую систему отношений. раньше оно было самоочевидной непосредственной данностью, теперь же оказывается в положении "подвопросности", становится предметом напряженной осмысляющей активности. Она разворачивается в следующей фазе молитвы, которую по смыслу главного ее акта можно назвать фазой вопрошания.
Стоит предварить теоретический анализ наблюдением-метафорой. Двухгодовалый мальчик влез на скамейку и, раскачивая ее, что-то кричит. Неподалеку сидят его родители. Вдруг скамейка теряет равновесие и вот-вот упадет. Лицо малыша рывком обращается к матери и искажается гримасой страха, но в этом страхе явно читается изумление, недоумение: "Что случилось?! Мир рушится, как же так?!". Страх не ведет к попытке спастись или закрыть глаза, замереть, ни к каким потенциально адаптивным или защитным реакциям, он обращается в вопрос. Мама, мгновенно оказавшаяся рядом, берет малыша на руки, и отсюда, из надежной и безопасной позиции дает ему рассмотреть скамейку, на которой он стоял, что-то успокоительно-разъяснительное говорит. Вся эта ситуация - живой символ фазы вопрошания. Вопрошание - это не любопытство, не исследование, это обращенное к другому фундаментальное, глубинное, экзистенциальное недоумение перед иным. И мать это интуитивно чувствует: она не утешает, не защищает, не наказывает, а - объясняет, понимая, конечно, что на интеллектуальном уровне ребенок не поймет всего объяснения, но сама объясняющая интонация передаст ему спокойное отношение к случившемуся и тем поможет включить неведомое в картину жизни.