– А если понимаешь, тогда расскажи мне обо всем, что произошло в тот день, расскажи честно, подробно и по порядку. Итак, с чего все началось?
Тедди судорожно вздохнул и начал свою печальную повесть. Он рассказал, как они с Милой поехали кататься, как украли из магазина несколько компакт-дисков, как пили пиво и нюхали кокаин в уборной на автозаправочной станции. Когда же Тедди наконец добрался до самого главного, в горле у него застрял такой комок, что он едва мог говорить.
Прайс внимательно слушал, изредка кивая.
– Значит, Мила отобрала ее драгоценности, а ты положил их к себе в карман? – переспросил он. – Так было дело?
Тедди кивнул, не смея поднять на отца глаза – так ему было тошно.
– Где сейчас это ожерелье?
– У Милы. Она взяла его.
– А мой револьвер? Тоже у нее?
– Я не знал, что это твой, – пробормотал Тедди. – Был у нее. Мила говорила, что избавится от него.
– О господи, ну и кашу ты заварил! – воскликнул Прайс, когда Тедди закончил. – Вот что, сын, я-то тебе верю, потому что знаю, что собой представляет эта сучка Мила. Но вот поверят ли тебе присяжные?..
Ведь ты – чернокожий, а она – белая, и это ей на руку. Если Мила найдет достаточно умного адвоката, то он сделает из нее новую Деву Марию, а тебя выставит мерзким, грязным ниггером, который скверно влиял на эту невинную, чистую душу. Ведь она говорит, что это ты пичкал ее наркотиками, угрожал ей, а потом изнасиловал. Кстати, тебе об этом известно?
Тедди выпучил глаза:
– Она говорит, что я… изнасиловал ее?
– Совершенно верно. Грязный ниггер трахнул нашу бедную белую овечку, и его надо за это наказать.
Именно так будут думать присяжные, парень.
– Но я ее не насиловал! – с негодованием воскликнул Тедди. – Она сама захотела, чтобы я ее… чтобы я сделал с ней это. Она сама вешалась мне на шею!
– И ты, разумеется, пошел даме навстречу, не так ли? Ты трахнул эту маленькую белую дрянь, потому что она этого захотела?!
Тедди с несчастным видом кивнул.
– Ага, понимаю, – насмешливо проговорил Прайс. – Вы, значит, поехали кататься, нанюхались кокаину и ограбили магазин. Потом Мила застрелила актрису, а теперь оказывается, что ты ее еще и трахнул, так?
Тедди снова опустил голову, машинально ковыряя ковер носком кроссовки.
– Я… я думал, что я ей нравлюсь, – проговорил он наконец. – Разве я мог подумать, что все кончится… так.
– Он не знал! – Прайс свирепо фыркнул. – Парень, ты был там, когда она выстрелила в Мэри Лу Беркли и в этого Голдена. Ты стоял рядом и смотрел.
Ты не пошел в полицию, ты не пришел ко мне. У тебя вообще-то с головкой все в порядке, а? Или ты – дебил, идиот, даун? Или эта девка совсем твою башку свинтила? – Прайс стоял перед сыном, широко расставив ноги. – Я старался воспитать тебя честным, добропорядочным гражданином, а ты что сделал? Ты наплевал и изгадил все, чему я тебя учил… – сказал он, качая головой. – Я не могу спасти тебя, Тедди. Я найму тебе лучших адвокатов, но спасти тебя не в моей власти. И не думай, пожалуйста, что это касается только тебя, – мне достанется побольше твоего.
Вот увидишь, газеты будут писать не столько о тебе, сколько обо мне – бывшем наркомане и бывшем алкоголике. Будем надеяться, это не отразится на моей карьере. Будем надеяться, что хоть это ты не сумел испортить…
– Мне очень жаль, па. Если можешь, прости меня…
– Тут уж ничего не поправить, так что ступай лучше в свою комнату, и чтобы я тебя не видел! У меня руки чешутся надрать тебе задницу так, чтобы она из черной стала красной!
– Но мне нужно поговорить с Милой! – воскликнул Тедди. – Обязательно, папа! Я уверен, мне удастся уговорить ее сказать правду!
Прайс недобро рассмеялся:
– Да ты, оказывается, действительно дурачок, парень! И это мой сын!
Услышав этот смех, Ирен, которая подслушивала под дверью, поспешно отступила в сторону.