Наказ крестьян с. Никольского Орловского уезда и губ. в I Госдуму (июнь 1906 г.) гласит: "Если депутаты не истребуют от правительства исполнения народной воли, то народ сам найдет средства и силы завоевать свое счастье, но тогда вина, что родина временно впадет в пучину бедствий, ляжет не на народ, а на само слепое правительство и на бессильную думу, взявшую на свою совесть и страх действовать от имени народа". А из Ливенского уезда Орловской губ. В Госдуму пришел такой приговор: "Государственная дума в нашем представлении есть святыня и заступница всего угнетенного народа… Требуйте, мужайтесь, иначе и не возвращайтесь к нам" [32, т. 2, с. 271].
Сейчас, после краха советской государственности, постсоветское пространство испытывает сильный нажим извне с целью "пересборки" и образовавшихся на месте СССР государств, и их народов по программе, заданной правящими кругами стран Запада, торопящихся построить "Новый мировой порядок". Красноречивой иллюстрацией этих усилий послужили "оранжевые" революции [40]. При этом формат новой государственности и мировоззренческая матрица для "собирания" нового народа вырабатывались в едином системном контексте. Опыт Украины очень важен для нашей темы.
Глава 13 МИРОВОЗЗРЕНИЕ
Представления о пространстве и времени, о природе и человеке, об обществе и государстве, о добре и зле - все то, что мы относим к мировоззрению, - служат той духовной основой, на которой люди собираются в народ, различая "своих" и "чужих". Мировоззрение - ядро огромной системы знаний и убеждений человека, в него входят наиболее важные элементы этой системы, укорененные глубоко в сознании. К этому ядру примыкает мироощущение - эмоционально окрашенная сторона мировоззрения.
Представления, входящие в мировоззрение, отвечают на главные вопросы бытия. Эти вопросы человек ставил себе с момента своего становления как вида, как только в нем пробудился разум. Этот важный для нашей темы факт был вытеснен из нашего обыденного сознания идеологиями, проникнутыми прогрессизмом - уверенностью, будто в прошлом человек был интеллектуально и духовно менее развит, чем современный цивилизованный индивид.
Классики марксизма предполагали, что в развитии человека разумного имелся длительный, чуть ли не до Нового времени, период зверского состояния, когда мировоззренческих вопросов человек просто не мог перед собой ставить. Энгельс пишет в "Анти-Дюринге": "Нельзя отрицать того факта, что человек, бывший вначале зверем, нуждался для своего развития в варварских, почти зверских средствах, чтобы вырваться из варварского состояния" [41, с. 186]. Это неверно, "человека-зверя" не было уже в первобытных общинах охотников и собирателей.
Маркс тоже считает, что на ранней стадии развития человек имеет "баранье, или племенное" сознание, которое "получает свое дальнейшее развитие благодаря росту производительности, росту потребностей и лежащему в основе того и другого росту населения. Вместе с этим развивается и разделение труда, которое вначале было лишь разделением труда в половом акте…" [42, с. 30].
Антропологи и социологи, напротив, считают, что человек с самого начала вынужден был размышлять именно о природе мира в целом, то есть ставил перед собой вопросы мировоззрения. П.А. Сорокин отмечал, как крайне важную, "человеческую потребность в правильной ориентации во вселенной и правильного понимания самой вселенной" [43, с. 485].
Историк М.А. Барг пишет: "Поразительно, до чего схожи были от одной эпохи к другой вопросы, волновавшие человеческий ум, и до какой степени различались дававшиеся на них ответы… О вопросах, над которыми задумывались племена - создатели петроглифов - наскальных изображений (примерно 5000 лет тому назад) в районе р. Амур, академик А.П. Окладников писал: "Вдумайтесь только, какими вопросами интересовались герои их преданий: как образовалась Вселенная? Как появились люди на Земле, в чем смысл их жизни?" [44, с. 3, 8]. М.А. Барг считал, что структура "исторического сознания" в каждую эпоху состоит из "совокупности ответов" на главные вопросы о природе бытия. Иными словами, любая человеческая общность во все времена имела упорядоченную, структурированную систему мировоззрения.
Один из основателей социологии К. Манхейм тоже подчеркивал это важное положение: "Как бы ни различались между собой люди разных эпох, они задают себе одни и те же вопросы, касающиеся их самих, - им хочется знать, как думать о себе, чтобы действовать. Какое-то представление о мире и о себе, пусть и несформулированное, сопровождает каждое наше движение. Вопрос "Кто мы такие?" - задавался всегда, но всегда опосредованно, в связи с различными проблемами, в силу которых такие вопросы и возникают" [45, с. 95].
Такое представление о способности первобытного человека к выработке целостного мировоззрения подтверждается мнением специалистов в главных гуманитарных областях. В послесловии к книге М. Элиаде "Космос и история" В.А. Чаликова приводит краткие замечания ряда видных ученых. Английский антрополог М. Дуглас: "Примитивы - не Аладины с волшебной лампой… а своего рода интеллектуалы, и ритуалы их символичны".
Антрополог К. Леви-Стросс, изучавший структуру мифов индейских племен в Бразилии, писал: "Задача мифа - создать логическую модель для преодоления противоречий". Заканчивая свой обзор, он с горечью добавил: "Так что же я узнал от философов, которых читал… от самой науки, которой так гордится Запад? Один-два урока, соединив которые, можно стать на уровень дикаря, сидящего в безмолвном созерцании под деревом" [46, с. 263-268].
Все это кардинально расходится с той концепцией человека на стадии зарождения этнических общностей, которая составляет одно из оснований антропологии марксизма. В этой концепции первобытный человек выглядит животным, которым движет примитивная потребность. Если так, то на этой стадии сознание и нравственность не могут играть организующей общность роли.
Чтобы хоть частично нейтрализовать воздействие этого стереотипа, Л.Н. Гумилев напоминает, уже в самом начале своей книги об этногенезе: "Мы постоянно забываем, что люди, жившие несколько тысяч лет назад, обладали таким же сознанием, способностями и стремлением к истине и знанию, как и наши современники" [17, с. 62]. Из этого представления исходят этнологи разных направлений.
Н.Н. Чебоксаров и С.А. Арутюнов, предложившие информационную концепцию этноса, считают этничность неразрывно связанной с мировоззренческим ядром ("картиной мира"). Мировоззрение, на ранних стадиях имевшее форму мифов, вырабатывалось сообща в местных сообществах. Явлениям природы давались местные названия, потусторонним сущностям, воплощающим космические силы, давались местные имена. Те, кто говорил на этом языке, и становились "своими".
Н.Н. Чебоксаров и С.А. Арутюнов пишут: "Человек воспринимает мир не как хаотический поток образов, символов и понятий. Вся информация из внешнего мира проходит через картину мира, представляющую собой систему понятий и символов, достаточно жестко зафиксированную в нашем сознании. Эта схема-картина пропускает только ту информацию, которая предусмотрена ею. Ту информацию, о которой у нас нет представления, для которой нет соответствующего термина (названия), мы просто не замечаем. Весь остальной поток информации структурируется картиной мира: отбрасывается незначительное с ее точки зрения, фиксируется внимание на важном. Основу картины мира составляют этнические ценности, поэтому важность информации оценивается с этнических позиций. Таким образом, этничность выступает в роли информационного фильтра, сужая спектр допустимых и желаемых реакций человека на ту или иную жизненную ситуацию" (см. [20, с. 60]).
Второй важный стереотип, который мы восприняли из марксизма (а западные культуры и из либерализма), сводится к тому, что на ранних стадиях развития человека его сознание было пассивным и лишь отражало действительность, служа вспомогательным инструментом в производственной деятельности. Маркс и Энгельс пишут: "Даже туманные образования в мозгу людей, и те являются необходимыми продуктами, своего рода испарениями их материального жизненного процесса… Таким образом, мораль, религия, метафизика и прочие виды идеологии и соответствующие им формы сознания утрачивают видимость самостоятельности. У них нет истории, у них нет развития: люди, развивающие свое материальное производство и свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей действительностью также свое мышление и продукты своего мышления. Не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание" [42, с. 25].
В таком состоянии мировоззрение, конечно, представлялось гораздо более слабым фактором соединения людей в общности, чем производство. Роль же производства в возникновении этничности в эпоху собирательства и охоты (а это сотни тысяч лет) обосновать трудно. Но это представление о мировоззрении давно преодолено наукой. Сознание первобытного человека вовсе не пассивно отражало мир и не было "испарениями" материального производства. Оно воображало мир, создавало его образ, картину мира - а затем проецировало эту картину на действительную природу, причем это ни в коей мере не было, как выражался Энгельс, "животным осознанием природы". Оно было в высшей степени творческим.