Стоит заметить, что понятие жизнеспособности как критерий для наделения народов правами Энгельс употреблял до конца жизни, присущая всей этой концепции биологизация этничности вовсе не была его ошибкой молодости. Видимо, истоки ее - в примордиализме представлений об этничности, которым была проникнута немецкая романтическая философия ("кровь и почва"). Под этим примордиализмом лежит и подоснова - приверженность Маркса и Энгельса к натурализму, к биологизации общественных отношений.
Каковы же у Энгельса показатели "жизнеспособности"? Прежде всего, для него это способность угнетать другие народы: "Если восемь миллионов славян в продолжение восьми веков вынуждены были терпеть ярмо, возложенное на них четырьмя миллионами мадьяр, то одно это достаточно показывает, кто был более жизнеспособным и энергичным - многочисленные славяне или немногочисленные мадьяры!" [57, с. 297]. Здесь критерием служит сам факт угнетения. Жизнеспособен именно угнетатель - значит, он и прогрессивен. Энгельс так сердит на неблагодарных славян, цивилизованных угнетателями-мадьярами, что даже бросает упрек последним: "Единственное, в чем можно упрекнуть мадьяр, - это в излишней уступчивости по отношению к нации, по самой природе своей контрреволюционной" [57, с. 298]. Вот образец примордиализма: "нация, по самой природе своей контрреволюционная".
В своей концепции истории и в антропологии Маркс и Энгельс следовали представлениям эволюционизма. Энгельс к тому же считал, что благоприобретенные признаки наследуются человеком и в последующих поколениях превращаются в устойчивые этнические признаки. Он писал, например: "Формы мышления также отчасти унаследованы путем развития (самоочевидность, например, математических аксиом для европейцев, но, конечно, не для бушменов и австралийских негров)" [60, с. 629]. Судя по всему, термин "унаследованы" здесь понимается буквально, в биологическом смысле. Ведь откуда иначе возьмется "самоочевидность математических аксиом" у неграмотных европейцев? Личные навыки образованных европейцев прошлых поколений превратились, по мнению Энгельса, в этническое качество. У бушменов и австралийских негров этого не происходит - не тот геном.
В своих рассуждениях Энгельс отбрасывает беспристрастность и выступает с позиции политической целесообразности. Перед этим он писал, что немцы и мадьяры угнетали "славянские племена" (чехов, хорватов, сербов и др.), а те покорно терпели - что и оправдывало их угнетение, поскольку свидетельствовало об их низкой "жизнеспособности". В 1848 г. славяне выступили против своих угнетателей - именно за свою свободу, чтобы сбросить "ярмо, возложенное на них четырьмя миллионами мадьяр". Энгельс этого и не отрицает: "Южные славяне, уже тысячу лет тому назад взятые на буксир немцами и мадьярами… поднялись в 1848 году на борьбу за восстановление своей национальной независимости" [56, с. 184]. Тут бы и похвалить их за проявление жизнеспособности. Нет, в их стороны сыплются проклятья.
В 1847 г., Энгельс, стоя на митинге рядом с Марксом, говорит знаменитую фразу: "Никакая нация не может стать свободной, продолжая в то же время угнетать другие нации". Формула эта предельно обобщенная - "никакая нация не может…". Казалось бы, через год он должен был бы напомнить эту формулу немецким и мадьярским борцам за свободу и призвать их к национальному освобождению славян. Как мы видели выше, ничего подобного не произошло - он призвал их к кровавому терроризму против славян. Значит, практическое поведение народа - всего лишь не имеющая значения видимость. Она нисколько не меняет той скрытой сущности народа, которую прозрел Энгельс.
Обсуждая с Энгельсом проблемы этничности, Маркс также демонстрирует свою приверженность примордиализму. Более того, он благосклонно относится даже к рассуждениям, в которых этничность смешивается с расовой принадлежностью. Например, 12 сентября 1863 г. Маркс сообщает Энгельсу о своем новом знакомом: "Мое самое интересное знакомство здесь с полковником Лапинским. Без сомнения, он умнейший из всех поляков, встреченных мной, и кроме того - человек действия. Национальная борьба его не интересует, он знает только расовую борьбу. Он равно ненавидит всех азиатов, к которым причисляет русских, турок, греков, армян и т.д." [61, с. 306].
Умнейший из поляков ненавидит русских и греков как азиатов и считает, что русские и поляки принадлежат к разным расам. Он перечисляет этносы, которые ненавидит, и готов вести с ними расовую борьбу, даже национальная борьба его не интересует.
У таких людей Маркс собирал сведения, которые могут интересовать только сторонника крайнего биологического примордиалиализма. В письме Энгельсу (24 июня 1865 г.) Маркс пишет: "Догма Лапинского, что великороссы не являются славянами, поддерживается данными лингвистики, истории и этнографии, приводимыми господином Духинским (из Киева, профессор в Париже). Он утверждает, что настоящие московиты, т.е. жители Великого Московского княжества, были в основном монголы или финны и т.п., как и на землях к востоку и на юго-востоке… Выводы Духинского сводятся к следующему: московиты узурпировали имя Россия. Они не являются славянами; они вообще не принадлежат к индо-европейской расе; они - des intrus [пришельцы], их надо выгнать обратно за Днепр и т.д. Я хотел бы, чтобы Духинский оказался прав, и, в любом случае, чтобы этот взгляд стал преобладающим среди славян" [62, с. 106-107].
Отвлечемся от тех мотивов, которые побуждали Маркса обнаружить в русских жилах монгольскую кровь, выгнать их обратно за Днепр и т.д. Вникнем в методологический смысл рассуждений. Казалось бы, какая разница во второй половине XIX века, с кем смешались и чье имя узурпировали русские в XIII веке? Ведь все это - преданья старины далекой. Есть русский народ, есть Россия, со времени монгольского нашествия прошло несколько исторических эпох - так давайте в оценке идеологии и политики России исходить из реальности Нового времени. При чем здесь анализ крови? Если ему придается такое значение, что возникает желание сообщить об открытии всем славянам, то только потому, что именно в "крови", в расовой принадлежности таится, по мнению Маркса, неизменяемая со временем сущность московитов, которые коварно примазались к славянам.
В поисках оснований для объяснения реакционных свойств русского народа Маркс с интересом относится к сведениям о происхождении русских, как будто это дает ключ к пониманию их культурных установок в XIX веке. Он подхватывает нелепые гипотезы о том, что русские - не славяне. В письме Энгельсу (10 декабря 1864 г.) Маркс спрашивает о его мнении относительно версии одного из деятелей английского рабочего движения Коллета "о Навуходоносоре и ассирийском происхождении русских" [62, с. 32]. Вот какова историческая глубина, до которой докапывается мысль примордиализма! Три тысячи лет.
Натурализация этничности не ограничивается у Маркса только биологизацией, "голосом крови". Он охотно подхватывает и теории о влиянии "почвы". Сообщая Энгельсу о новой книге, Маркс пишет (7 августа 1866 г.): "Очень хорошая книга, которую я пошлю тебе… это П. Тремо "Происхождение и видоизменение человека и других существ". Париж, 1865. При всех замеченных мной недостатках, эта книга представляет собой весьма значительный прогресс по сравнению с Дарвином… Применение к истории и политике лучше и содержательнее, чем у Дарвина. Для некоторых вопросов, как, например, национальность и т.п., здесь впервые дана естественная основа.
Например, он исправляет поляка Духинского, теорию которого о различиях в геологии России и западнославянских земель он в общем подтверждает, отмечая ошибочность его мнения, будто русские - не славяне, а скорее татары и т.д.; считает, что ввиду преобладающего в России типа почвы славяне здесь татаризировались и монголизировались; он же доказывает (он долго жил в Африке), что общий тип негра есть лишь результат дегенерации более высокого типа". Далее Маркс цитирует Тремо: "На одной и той же почве будут повторяться одни и те же характеры, одни и те же способности… Истинной границей между славянскими и литовскими расами, с одной стороны, и московитами - с другой, служит главная геологическая линия, проходящая севернее бассейнов Немана и Днепра… К югу от этой главной линии задатки и типы, свойственные этой области, отличаются и всегда будут отличаться от тех, которые свойственны России" [62, с. 209-210].
Итак, "естественную основу национальности" Маркс надеялся получить у Дарвина, но в приложении "к истории и политике лучше и содержательнее, чем у Дарвина" оказалась концепция П. Тремо, согласно которой характер русских предопределен почвой, которая образовалась к северу от Немана и Днепра. Тут-то и проходит граница между славянскими расами и московитами! Это - примордиализм, слишком дремучий для 1866 г.