дай твою руку, вот так. Подержу твою руку. И все будет хорошо.
— Арнис, — произнесла Ильгет тихо, — я не знаю, может, не надо об этом... Я хотела тебя спросить, давно уже. Если не хочешь, не отвечай. Та девушка твоя, Данка... Тебе очень это больно?
В глазах Арниса появилось страдание. Но он упрямо покачал головой.
— Ничего, Иль.
Здесь слишком много солнца... Оно бьет в глаза, застилает зрение. Она уже умерла, да, конечно же, все кончено, она умерла...
— Милый, — Ильгет смотрела на него с состраданием, — ты никому не говорил об этом, я знаю...
— Я даже психотерапевту... никому. Если честно, я и отцу Маркусу только частично рассказал. Иль... есть вещи, которые нельзя рассказывать.
Он задохнулся.
Ты ведь радуешься тому, что она умерла, ско... ты опять думаешь только о себе, тебе так легче — если она умерла... а она жива...
— Она очень долго умирала, — с трудом выговорил Арнис. В глазах Ильгет появился страх.
— Такой солнечный лес, знаешь, весь залитый солнцем... И это я виноват.
— Арнис, ты не виноват ни в чем, ты же знаешь. Прости меня...
— Простить тебя, Иль? За что?
— Зачем я заговорила об этом?
— Это все правильно, — с трудом произнес Арнис, — это мне сейчас и снилось. Наверное, так будет до конца жизни.
— Арнис, если ты и виноват, Бог ведь простит тебя... милый мой, пойми, мы все виноваты. Разве мало мы видели, как умирают люди, и сами убивали? Но ведь ты же знаешь, что нет другого выхода.
— Иль, она сошла с ума, понимаешь? Она потеряла рассудок. Я видел... Она еще пробовала как-то сопротивляться, а потом — потеряла рассудок. Но она не перестала чувствовать боль, это было еще хуже, как будто маленький ребенок...
— Это сделал твой враг. Наш враг. Ты знаешь... иногда нужно ненавидеть, просто чтобы не сойти с ума.
— И он все время давил на меня при этом, вызывая чувство вины. И потом тоже... Господи, Иль, мне это много лет снится. Я уже привык. Только это стало меньше потом... после тебя. Знаешь, когда с тобой ситуация начала повторяться, я решил, что жить не буду... операцию до конца доведу, а дальше... в принципе, шлем снять — и под пули. А получилось, видишь, наоборот — мы тебя вытащили, и я сам смог тебя выходить, и все оказалось хорошо, как раз хорошо, что я выдержал, не бросился тебя спасать... сам бы погиб и тебя бы не спас. И после этого несколько лет... мне почти это не снилось. Ну изредка, в запределке, как вот сейчас. Спасибо, Иль...
— За что?
— Я думал, не надо тебе это рассказывать. Тяжело тебе будет. А так получилось, что вот сейчас рассказал, и... может быть, больше и вспоминать не буду. Данку буду вспоминать, она светлая была девочка, хорошая. Если тебе это не больно...
— Ну что ты, Арнис... какие глупости. У меня-то вообще ужасное прошлое.
— Ненавидеть сагона... это ты правильно сказала, иногда нужно ненавидеть, чтобы с ума не сойти.
— Если хочешь, Арнис, мы как-нибудь с тобой слетаем туда... на ту планету, где все это произошло.
— На Скабиак... да не знаю, Иль.
— Может быть, это нужно, чтобы избавиться от занозы. Понимаешь? Побываем там... и тебе это солнце перестанет сниться.
— Вот сейчас ты говоришь, и знаешь, уже не колет в сердце. Уже спокойно...
— Как хорошо, родной мой. Это пройдет, это должно пройти.
— Даже трудно представить, что это на корабле...
— Да уж... для меня корабль — это что-то маленькое, тесное до безобразия, кругом двигатели, оружие, ландеры, все это напихано, как консервы в банку.
Они стояли на берегу гигантского аквапарка, от их ног убегала проточная голубоватая река. Арнис задумчиво посмотрел наверх, над небольшим озерцом плавали в высоте едва заметные платформы — для прыжков. Время от времени кто-то срывался сверху, летел к воде, совершая на лету пируэты.
— Подождешь меня? — спросил Арнис.