Аббат ордена Святой Евгелины весьма влиятельный человек, он тесно связан с Инквизицией. Вы ведь не хотите, чтобы он обвинил вас в ереси за то, что вы проклинаете служителя Бога?
— Мы все божьи слуги, разве нет, юный Гилберт? — легкомысленно заявил Николас. — Но разве при этом мы не проклинаем друг друга?
Хью повернулся, чтобы пристально взглянуть на мальчика, затем перевел взгляд на шута.
— Вы двое знаете друг друга?
— Да, милорд, — сказал Гилберт тоном, который ни в малейшей степени не выдал его чувств. — Я был при дворе несколько дней, перед тем как приехать к вам. Мастер Николас был в центре внимания, когда я был там. Вы бы позволили ему развлечь вас. Он может дурачиться с кем угодно, даже с самыми знатными людьми. Его ум весьма необычен и остр. Уверен, он сможет позабавить вас.
Хью смотрел на Николаса.
— Я не в том настроении, чтобы забавляться. Ты не сражаешься, не ездишь верхом, не ходишь и не говоришь как нормальный человек. Ты хотя бы пьешь?
Шут скользнул вперед. До Хью уже дошли слухи, что женщины из его окружения находят этого странного нового обитателя их замка весьма интересным. Значит, шут не относился к тому небольшому числу мужчин, которые предпочитают свой собственный пол. И в самом деле, если бы он почаще держал рот закрытым и одевался в нормальную одежду, он мог бы выглядеть неплохо. Даже очень неплохо. Стройный, с обманчиво тощим телом, в котором сэр Хью без труда угадал недюжинную силу. Сэр Хью всегда отлично видел силу и проворство, как бы хорошо они ни были спрятаны. Так вот, мастер Николас мог оказаться достойным противником, если бы дошло до дела.
— Я пью, — ответил Николас и снова поклонился.
— Дай ему кружку, Гилберт, — небрежно произнес сэр Хью. — И себе возьми. А потом вы оба скажете мне, что мне делать.
— «…и не найдется ли кто-нибудь, кто мог бы избавить меня от этого надоедливого священника, сующего свой длинный нос куда не следует?» — тихо закончил за него Николас, поднимая свою чашу и шутливо салютуя ею в сторону Гилберта. Лицо юноши оставалось при этом совершенно непроницаемо.
— Для вас было бы лучше, чтобы никто не слышал этих ваших странных слов, — сказал Хью холодным, жестким тоном, наклонившись вперед. — Существует предел, за который ваш хозяин и господин никогда не позволит зайти. А это уже слишком. Вы можете оказаться без головы, не успеете и глазом моргнуть, если я не убью вас прямо сейчас.
— А с чего бы вам убивать меня, сэр? — спросил Николас, свободно развалившись прямо на полу перед столом и охотно отпивая из чаши. — Ведь я здесь для того, чтобы выполнять ваши распоряжения. Если вы пожелаете убить меня, я с радостью подчинюсь, но хочу предупредить, что живой я могу развлекать вас гораздо лучше, чем мертвый.
Хью фыркнул. Где-то в его огромном замке аббат Святой Евгелины без сомнения поздравляет себя с тем, как замечательно он все придумал, чтобы заставить его страдать. Где-то его новая жена лежала в кровати одна, без него, и, возможно, радовалась, что не должна ложиться в постель с таким огромным, неуклюжим мужчиной. Он был простым солдатом в глубине своего сердца и плохо знал женские причуды, хотя его жены и женщины, которых он брал в свою постель, никогда не жаловались и, более того, выглядели вполне довольными. Но Изабелла была такой хрупкой, такой изящной. Она совершенно не подходила такому неуклюжему грубияну и косноязычному солдату, как он. Возможно, она на коленях сейчас благодарила Господа за то, что избавлена от необходимости выполнять свой супружеский долг.
Юный Гилберт присел на ступени, ведущие на помост, на некотором расстоянии от шута. Кружка с медом в его руках была совсем не тронута, а сам он не отрываясь смотрел на нелепо и ярко одетого человека, который распростерся у ног своего нового хозяина.