Джулиана едва не запуталась в юбках, торопясь уйти и избавиться от него, но аббат остановил ее:
— Леди Джулиана, вы видели священную реликвию в часовне Святой Девы? — Вопрос прозвучал вполне буднично, и все же за этим спокойным, почти безразличным тоном Джулиана интуитивно почувствовала, что ответ имеет для священника первостепенное значение.
— Какую реликвию?
Джулиана представления не имела, почему не ответила прямо, но что-то подсказывало ей — не следует быть откровенной. А за последние несколько лет она научилась доверять своим ощущениям, пусть даже и смутным.
— Здесь есть только одна священная реликвия, — раздраженно ответил аббат. — Это кубок святой Евгелины. Я его еще не видел. В замке его нет, а между тем он должен здесь быть. Я не знал о существовании часовни Святой Девы. Уж не там ли хранится эта священная реликвия?
Ложь, слетевшая с ее языка, прозвучала так легко и естественно, что сама Джулиана была потрясена.
— Я ничего не видела, святой отец. Там было так темно и пыльно, наверное, туда очень давно никто не заходил. На алтаре стоит лишь простой деревянный крест и ни одного подсвечника! Я почти ничего не смогла как следует разглядеть. — Это было правдой. Ведь если бы она и в самом деле была скромной, достойной молодой женщиной, явившейся в часовню для покаяния, то она не поднимала бы глаз и никогда не увидела бы священный сосуд в пыльной нише над головой.
Отец Паулус кивнул, явно довольный ее ответом.
— Конечно, его там нет. Такое бесценное сокровище должно быть скрыто от распутных глаз и, разумеется, хорошо охраняться.
— Но, наверное, лорд Хью знает, где оно хранится, — вновь не удержалась от непрошеных советов Джулиана. — Почему бы вам не спросить у него самого?
Отец Паулус мгновенно нахмурился.
— У меня есть на то причины, дитя мое. Не смей судить меня.
— Конечно, святой отец.
Он взмахнул рукой, подавая знак, что она может уйти, и Джулиана не замедлила воспользоваться этим, поспешив скрыться, пока ее не заставили произнести какую-нибудь гораздо более серьезную ложь.
Это была очень странная встреча. Джулиана никогда не лгала. Она слишком часто видела, как люди попадают в ловушки своей лжи, и у нее до сих пор не было достаточно веской причины для того, чтобы лгать. Но за последние два дня она была вынуждена солгать не один раз, и самая большая ее ложь была произнесена только что, в разговоре со священником.
Она должна была бы сейчас мучиться угрызениями совести, но, как ни странно, никакой вины за собой не чувствовала. Ложь слетела с ее губ как-то сама собой, совершенно естественно, и она лишь надеялась, что причина для этого была достаточно уважительной.
Впрочем, в ближайшее время Джулиана не собиралась беспокоиться об этом. Она поспешила вниз в общий зал, ее ноги, обутые в мягкие кожаные туфельки, легко несли ее по каменным ступеням. Грустная свадьба, похоже, закончилась, и Джулиане навстречу попались только несколько слуг, пока она направлялась к себе в комнату. По дороге она потрогала припухшие губы. Кровь больше не сочилась, и этот факт одновременно успокоил и расстроил ее.
Итак, она его поцеловала. Он попросил, нет, потребовал, и она сделала это, с нежностью и страстью взбрыкнувшей лошади. Теперь он дважды подумает, прежде чем искать ее поцелуев снова.
И все же мысли о случившемся не оставляли ее. Она сама не понимала почему. Короткое соединение губ, больше похожее на удар, чем на поцелуй, едва ли могло быть более важным событием, чем разговор с безумным священником и ее ложь. И потом, в конце концов, ее целовали и раньше, и то, что произошло в часовне Святой Леди, было не более чем издевка…
Она вдруг замерла на лестничной площадке, потрясенная своим открытием. Рядом никого не было, Джулиана медленно подошла к арочному окну и посмотрела вниз во двор ничего не видящими глазами.