Но сейчас она предпочла бы дюжину женщин, кишащих насекомыми, той, что сидела в кресле возле очага. Леди Изабелла взглянула на свою дочь, спокойное лицо не выражало никаких эмоций, но руки сжимали на коленях бесполезное рукоделие.
— Миледи, — приветствовала гостью Джулиана с холодной вежливостью. — Чему я обязана честью вашего визита?
Это была тщетная надежда, что ее мать не собирается здесь оставаться, но, по крайней мере, завтра она станет замужней женщиной и ей придется делить постель с этим огромным, жутковатым мужчиной, который назвал Джулиану «дочкой».
— Это моя комната, Джулиана. Я хотела, чтобы ты побыла со мной, хотя бы одну ночь.
Джулиана обернулась на полуоткрытую дверь, за которой толпились несколько женщин из прислуги, очевидно сгорающих от любопытства. Она вернулась и резко захлопнула дверь прямо перед их носами.
— Хорошо, — произнесла она безразличным тоном.
— Аббат просит, чтобы мы пришли к нему, — продолжала Изабелла, нисколько не утратив присутствия духа от холодности дочери. — Полагаю, он намерен исповедовать нас, прежде чем он приступит к своим обязанностям.
— Но мне не в чем исповедоваться.
Улыбка Изабеллы получилась чуть-чуть кривая.
— А как насчет десяти заповедей?
— Почитать отца своего и мать свою? Но разве я проявила хотя бы малейшее непочтение к вам, миледи?
Джулиана изо всех сил старалась, чтобы у нее не дрожал голос. Ей совершенно не хотелось говорить или даже думать об этом. Она бесконечно устала от долгого и беспокойного путешествия в паланкине, ее растревожила и странно возбудила встреча с мастером Николасом. У нее просто не было сил ни обсуждать свои грехи с этим жестоким священником, ни тем более ссориться с матерью.
И в самом деле, Изабелла была гораздо больше похожа на мечты Джулианы, чем на монстра, которого рисовали в воображении ее обида и боль разлуки. Изящная, хрупкая женщина, сидящая сейчас возле камина, выглядела гораздо моложе своих лет, а ее мягкий нежный голос бы тем же самым голосом, который шептал слова утешения рыдающей девочке. Эти маленькие теплые руки гладили Джулиану по волосам, успокаивая и утешая в горькие минуты. Эти огромный карие глаза были полны слез в тот последний раз, когда Джулиану увозили в ее новый дом, к престарелому мужу, не обращая внимания на ее мольбы и рыдания.
Странно, но она совсем забыла о том, как плакала тогда мать. И если ее мать все-таки не была бесчувственным монстром, который рисовался в ее воображении все эти годы, то что же тогда было правдой, а что не было?
— Ты самая почтительная дочь на свете, — мягко сказала Изабелла. — Но ты все-таки не простила меня, не так ли? Ты думала, что я могла тебя спасти и не сделала этого.
— Я думала, что ты могла хотя бы попытаться, — прошептала Джулиана.
— О, мой ангел… — начала прерывающимся голосом Изабелла, но громкий стук в дверь прервал ее, и Джулиана поспешила открыть, лишь бы только прервать этот мучительный разговор.
Она сразу узнала слугу мастера Николаса, стоявшего за дверью, — смуглолицего, опасного на вид человека, который являлся прекрасным дополнением к хитрецу, называющему себя дураком.
— Отец Паулус зовет вас, миледи, — произнес он хриплым голосом, при этом сам он выглядел явно недовольным. — Я отведу вас к нему, прежде чем проведаю своего хозяина.
— Ваш хозяин в полном порядке, Бого, — сказала Джулиана. — Он только что насладился холодным купанием.
Она хотела смутить или озадачить его своими словами, но вместо этого ужасное лицо слуги озарилось веселой улыбкой.
— Что вы сделали с ним, миледи? Но, что бы это ни было, это все неважно, если хотите знать мою точку зрения. Вы очень ему подходите.
— Я подхожу ему? — повторила она потрясенно.