[▪]
Если все пойдет, как я запланировал, парламентские выборы в октябре у нас есть все шансы выиграть.
Второй за постсоветскую историю мирный переход власти к оппозиции будет означать, что Грузия окончательно состоялась как демократическое государство.
Иванишвили превратился в самую ненавистную фигуру в Грузии. От высокого рейтинга, который у него был в 2012-м, не осталось и следа. Поэтому он будет устраивать провокации. Он пойдет на все, вплоть до политических убийств и использования штурмовиков.
Подтасовать результаты выборов при той системе, которую мы создали, в Грузии сложно, но Иванишвили обязательно постарается это сделать, что и ускорит развязку.
Мы победили на промежуточных выборах в местные советы. В истории Грузии партия власти еще никогда не проигрывала промежуточные выборы. Нашим противникам не помогли ни безграничные ресурсы, ни штурмовые отряды, у Иванишвили не вышло самое главное, чего он хотел, – маргинализировать и сделать незначительной мою партию. Для этого же он посадил ее главных лидеров, заставил меня покинуть страну, заплатил огромные суммы нескольким членам политсовета, чтобы они демонстративно вышли из партии, и после всего этого он вынужден признать – его главным и единственным оппонентом осталось ЕНД.
Я могу приехать в Грузию в любой момент. Ни одно из дел, возбужденных против меня, не довели до приговора, хотя они и будут стараться незадолго до выборов хоть один приговор объявить, чтобы я не думал приезжать. Долго даже не проводили судебных заседаний, мотивируя это "занятостью" залов в суде. Все обвине-ния против меня рассыпались. Единственное уголовное дело, которое еще тянется, – о приобретении за счет государства четырех костюмов и одного пальто. Но и оно фактически заглохло. Ирония в том, что все документы по расходам президентской администрации подписывал Иванишвили, когда был премьером. Поэтому если они хотят продолжать это дело, то Иванишвили должен стать таким же его фигурантом, как и я. А вообще, это совершенно абсурдное дело. С таким же успехом можно привлечь к ответственности любого президента, трактуя протокольные расходы как растрату госсредств.
После выборов я однозначно поеду в Грузию. Не хочу давать повод для насилия до выборов. Другое дело – после. Тогда Иванишвили будет пытаться провоцировать насилие, а мы – это пресекать.
Иванишвили истерично повторяет, что ни в коем случае не допустит возвращения Саакашвили. Чем громче он об этом твердит, тем больше это выдает панику. Всего год назад они говорили, что нас нет на радарах, что мы не преодолеем пятипроцентный барьер. И вдруг выясняется, что нет большей угрозы, чем мое возвращение.
Чтобы избиратели, не дай Бог, не проголосовали за "Национальное движение", власть сняла 24-серийный "документальный" фильм про преступления режима Саакашвили.
Наши противники не могут опереться ни на госаппарат, ни на правоохранительные органы – только на отдельные старые кадры, которые они вернули и которые выполняли их задания.
Силовые структуры очень не любят эту власть, потому что они оказались на положении пасынков. К ним гораздо меньше уважения, чем при нас, они хуже обеспечены финансово. Иванишвили платит кое-каким судьям и прокурорам, выполняющим его заказы, но таких очень мало. В прошлом году он приказал спецназу МВД применить силу, но они отказались. Ничего удивительного: против многих из них возбуждены дела за выполнение таких же приказов, которые отдавали мы.
[▪]
Октябрьские выборы важны для меня еще по одной причине. Вторым номером в списке "Национального движения" идет моя жена, Сандра Рулофс-Саакашвили.
Мы познакомились в Страсбурге, в летней школе Международного института прав человека. Это очень интенсивные месячные курсы, после которых полагается месячная стажировка в Совете Европы. Мы проучились два месяца вместе.
Сандра закончила филфак Брюссельского университета. Мы случайно оказались за одним столом в студенческой столовой. Она спросила, откуда я, я ответил – из Грузии. Оказалось, что она была в Грузии с гуманитарной миссией, во время войны в Абхазии привозила продукты беженцам в Кутаиси. Она даже умела читать по-грузински.
Из Страсбурга я улетел в Тбилиси, мы постоянно созванивались, а потом оба приехали в Нью-Йорк и через неделю поженились.
Мы были студентами, денег у нас практически не было. Мы жили в непрестижном районе Нью-Йорка – Астория, и нас хорошо запомнили в местном супермаркете. В конце месяца мы покупали там исключительно бананы – ни на какую другую еду денег не оставалось.
Когда Сандра приехала вместе со мной в Грузию, ее очень интересовали гуманитарные вопросы. Она закончила медучилище и один день в неделю, почти без перерыва, работала медсестрой в разных клиниках. Она работала как волонтерка в хосписе для безнадежных раковых больных. Это самая сложная работа, какая только может быть у медсестры. Она делала уколы, утешала больных, выносила за ними судна. Через пару лет она перешла в гинекологическое отделение. Она объездила всю Грузию, принимая роды. Одновременно она создала передвижной центр по диагностике рака груди, с которым побывала практически в каждой деревне. Она гораздо больше путешествовала по Грузии и знает куда больше людей в регионах, чем я.
С женой Сандрой Рулофс и сыновьями Эдуардом и Николозом. Декабрь 2005 г.
Сандра говорит по-грузински, как на родном языке, она неплохо выучила мегрельский. Ментально она даже большая грузинка, чем я. Сельская культура в Голландии очень традиционна, это чушь, что в Голландии – одни наркоманы и кварталы красных фонарей. Ее семья гораздо более консервативная, чем любая из тех, что я когда-либо видел в Грузии. Они из католической части Голландии, с юга. Глава семейства там – абсолютный монарх, никто не может ему перечить. Когда отец Сандры приходил вечером с работы, все должны были ходить на цыпочках. Детей они воспитывали очень строго.
Сандра хорошо понимает нашу деревенскую ментальность и семейную сплоченность, ведь это очень похоже на порядки у нее на родине. Там тоже большие семьи, много теть-дядь и прочих родственников, все ходят друг к другу на свадьбы и дни рождения и все друг другу помогают.
Ее мама поет в церковном хоре, они все ходят в церковь. Таких семей в Голландии не большинство, но достаточно много. Если бы я не видел этого своими глазами, не поверил бы.
Сандра очень популярна. Естественно, она с младшим сыном осталась в Грузии после моего отъезда, для нас это было принципиально. Она продолжила заниматься гуманитарной работой, демонстрируя, что в годы моего президентства делала это от души, а не для вида.
Почему Сандра нравится грузинам? Она очень скромная, как, в принципе, все голландцы. Ее отец не бедный, но и не мультимиллионер. Он владел большой брокерской компанией, но жили они очень скромно. Когда дети разъехались, родители продали большой дом, нашли двухкомнатную квартиру, ездят на румынской "Дачии". На себя они деньги не тратят, но когда у нас возникала необходимость, они два раза покупали нам квартиры в Грузии. Сыну они купили квартиру в Париже. Благодаря такому воспитанию дети понимают, что ни в коем случае нельзя много тратить на себя и вообще показывать, что ты чем-то отличаешься от других, даже если ты лучше обеспечен. Одновременно Сандра очень открытая. Это, безусловно, импонирует грузинам.
Наш старший сын Эдуард в пятнадцать лет попал в книгу рекордов Гиннесса: он установил рекорд по скорости печатания на iPad. Его признали лучшим выпускником Американской академии в Грузии. Что особенно ценно – это произошло уже после моего правления. У него были такие хорошие отметки, что его приняли в шесть ведущих университетов Америки. Он выбрал самый маленький, но очень престижный Свиртмор-колледж, как наиболее сфокусированный на науке. Вероятно, он хотел подальше уйти от того, чем занимается отец, не быть в политике, не быть юристом. Поэтому выбрал физику.
В выборе Эдуардом университета большую роль сыграл Билл Клинтон. В конечном итоге Эдуард выбирал между знаменитым Иельским университетом и менее известным Свиртмором. Я убеждал сына идти в Иель и специально пригласил на обед Билла Клинтона, надеясь, что как выпускник Иельского университета он поможет рекрутировать Эдуарда в свою альма-матер. А Клинтон совершенно неожиданно сказал, что сам тоже жалеет, что не выбрал Свиртмор, лишив меня последнего аргумента.
Правда, я вижу, что гены все-таки сказываются. Последнее время его все больше затягивает в журналистику – параллельно с учебой он работает на лучшей радиостанции Америки National Public Radio.
То, что Эдуард был сыном президента, наложило свой отпечаток на его детство: все время в окружении охраны, люди смотрят как-то по-особенному. Поэтому он все время подчеркивает свою независимость: я ни разу не был у него в школе, ни разу не был у него в университете. Он, вероятно, хочет, чтобы я вообще не пересекался с ним. Это абсолютно нормальная реакция, потому что он стремится быть самим собой, а не чьим-то сыном.
Младшему сыну, Николозу, 10. Ему было легче, чем Эдуарду, так как он почти не успел почувствовать себя сыном президента. Он гораздо более открыт и коммуникабелен и для своего возраста проявляет большой интерес к политике.
Новый Батуми