[▪]
Турция играет огромную роль в нашем регионе.
Мои личные отношения с турецким лидером сложились быстро. Эрдоган очень резкий, но очень конкретный. Когда мы вместе выехали на границу, я ему показал длинную очередь с турецкой стороны. Надо, мол, облегчать процедуры. В итоге мы упростили переход границы и таможенные правила. Торговля с Турцией выросла за годы моего президентства в 10 раз.
Эрдоган постоянно выигрывает выборы. Многие считают, что это из-за репрессий, из-за того, что он зажимает прессу. Это не совсем так, и это не совсем простая история. Эрдоган интересуется судьбой каждого маленького бизнеса и каждого маленького человека. Он звонил мне каждый раз, когда какой-нибудь турецкий ресторанчик имел проблемы в Грузии – а это происходило чуть ли не раз в неделю. Звонил каждый раз, когда наши пограничники задерживали турецких рыбаков за то, что те ловили рыбу в наших водах. Потом он стал звонить по поводу турецких заключенных, в том числе осужденных за убийство, и требовать, чтобы их передали в турецкие тюрьмы.
Я тоже мог звонить Эрдогану по любому мелкому поводу, когда были затронуты наши интересы, и он тоже брал трубку с удовольствием. Это были хорошие, тесные рабочие отношения.
Встреча с Р. Т. Эрдоганом, 2011 г.
У Эрдогана очень цепкая, просто феноменальная память. Я был очень удивлен, когда недавно с ним пересекся в Стамбуле и он спросил, а правда ли, что Леван Варшаломидзе, бывший руководитель правительства Аджарии, по-прежнему живет в двухкомнатной квартире, и справился о здоровье его мамы.
Я знаю многих турок, которые его на дух не переносят. В первую очередь это образованные классы Стамбула, Измира и других крупных городов. Возьмите такого выдающегося писателя и оппонента Эрдогана, как Орхан Памук. Больше всего мне нравится его роман "Музей невинности", потому что это точная картина не только турецкого, но и нашего грузинского общества. Стамбул, который он описывает, – это Тбилиси. Просто удивительно.
И в то же время я понимаю, почему Эрдогана до сих пор поддерживает большинство населения: при нем буквально на наших глазах Турция очень сильно изменилась в лучшую сторону.
Последний раз в официальном статусе я встречался с Эрдоганом в 2013 году. Он мне долго показывал, как он преобразует Стамбул: как он будет строить мост, туннель под Босфором, новую мечеть. Я ему показывал грузинские проекты, это продолжалось несколько часов. Потом он вывел меня на Босфор показывать строительство.
Затем я поехал в центр Стамбула, в кафе на бульваре Истикляль в районе площади Таксим. Я захаживал в этот район с начала 2000-х. В те времена Таксим был грязным, шумным местом, где в многочисленных забегаловках торговали одними кебабами и шаурмой. Меня тогда не покидало ощущение, что Турция гораздо более развита и богата, чем Грузия, но даже если мы достигнем такого уровня развития, ничего не меняя в нашей культуре, то все равно останемся просто грязным и шумным местом. Потому что Азия – это тупиковый путь развития, Азия всегда останется такой.
В 2013 году Таксим выглядел совершенно иначе. Чистые, вылизанные улицы – как в Швейцарии. Витрины кафе – как в Париже. И в этих европейского вида кофейнях сидят молодые, выглядящие по-западному турки, читают газеты, пьют кофе. Типичная парижская картина. Конечно, все это стало возможным благодаря реформам Эрдогана. Но одновременно я понял, что он создал мир, который его не приемлет.
Эрдоган еще долго будет играть серьезную роль в политике. Тем более что на Ближнем Востоке происходит перекраивание границ.
Прочных договоренностей с Россией у него быть не может – слишком разные интересы. Недавняя оттепель в отношениях – попытка спасти туристический сезон: в Турции очень многие пострадали из-за ограничений, введенных Москвой.
Турция – очень сильная страна. Думаю, она должна играть важную роль в региональном союзе, в который войдут Азербайджан, Грузия, Украина, Польша, страны Балтии. Хороший пример регионального сотрудничества – проект поставок туркменского газа через Азербайджан, Грузию и Турцию, который приобретает все более осязаемые черты, в том числе благодаря агрессивной внешней политике России.
Такое региональное объединение совершенно естественно, потому что наши страны имеют общие интересы. Качиньский этого почти достиг, просто в Украине пришел к власти Янукович.
Европа сегодня слаба. Мы не знаем, что будет в Америке. Если президентом станет Трамп, Америка надолго перестанет интересоваться делами нашего региона. В этом случае Европейский Союз будет думать только о себе. Я уверен, что в ближайшие месяцы политические лидеры Западной Европы попытаются достигнуть очень грязных договоренностей с Путиным. Единственный наш выход – не зацикливаться на том, что нам говорят в Париже или Берлине, а строить региональный союз.
Пока в Грузии не поменяется власть, она не сможет войти в это объединение. Поэтому грузинские выборы в октябре много решают и для Украины. После победы Национального движения Грузия из деструктивного фактора превратится в связующее звено. Она гораздо лучше понимает Турцию и Азербайджан, чем Украина, а это открывает перспективу содружества с Туркменией.
Украина должна искать общий язык с Турцией и брать на себя лидирующую роль в отношениях с Кавказом и Молдовой, а вместе с Польшей – в отношениях со странами Балтии. Из-за отсутствия настоящих реформ, из-за того, что экономика стагнирует, Украина – пока слабое звено такого союза. Но она сдержала Россию, и это ключевой фактор. Она должна быть и будет лидером этого региона.
Мы все время оглядываемся на Берлин и Париж, и это ошибка. Переговоры с этими столицами будут все менее плодотворными, а неприятных сюрпризов будет становиться все больше.
[▪]
После того как Россия признала независимость Абхазии и Южной Осетии, одним из главных направлений моей работы стала борьба за то, чтобы больше никто в мире не последовал примеру Москвы.
Российское руководство было уверено, что независимость Абхазии будет признана многими. Первой это сделала Никарагуа под руководством Даниэля Ортеги, союзника Кремля еще с советских времен. Россияне объявили, что еще 10–15 стран готовятся признать Абхазию. Нас это очень обеспокоило. Для маленькой страны международное право значит очень много.
Мы купили самолет, который без посадки мог летать куда угодно. Он предназначался в первую очередь для привлечения инвестиций, но очень пригодился для проведения нашей "политики непризнания". Я начал летать во все "страны риска", чтобы с ними подружиться.
Главной угрозой была Южная Америка. Венесуэльский президент Уго Чавес, близкий союзник России, пользовался большим авторитетом на континенте. Он признал независимость Абхазии вскоре после Ортеги. Друзья Чавеса правили в Бразилии, Аргентине, Эквадоре и других небольших странах. Надо лететь, решил я и начал вспоминать свой испанский. Латиноамериканцы воспринимают почти как оскорбление, если с ними говоришь по-английски.
Первым делом мы отправились в Колумбию на инаугурацию президента Сантоса. Это было весной 2010 года. Через Вашингтон я подружился с прежним президентом Урибе. Нас с ним очень часто сравнивают – он очень серьезно снизил уровень преступности в своей стране и провел радикальные реформы. На инаугурацию приехало много лидеров соседних стран, так что я воспользовался возможностью познакомиться с ними.
Год спустя президентом Перу стал Ольянта Умала, открыто выражавший почти коммунистические взгляды. Он был автором внесенной в конгресс резолюции о признании Южной Осетии и Абхазии. Его брат занимался бизнесом в России.
В случае с Умалой мне помог президент Чили Себастьян Пиньера – очень приятный, умный человек. Мы с ним случайно познакомились. В Риме проходил какой-то саммит, я сидел в уличном кафе, а Пиньера ехал мимо. Он остановил свой кортеж, подошел ко мне и говорит: "Давно хотел с тобой познакомиться, можно к тебе подсесть?" Мы проговорили три часа. Потом я узнал из новостных лент, что сразу после избрания Умала встречается с Пиньерой. Я позвонил чилийскому президенту как раз во время обеда с просьбой повлиять на Умалу. Через час Пиньера мне перезванивает: "Думаю, я его убедил, но хорошо бы тебе съездить к нему на инаугурацию". Я так и поступил.
С Умалой у нас сложились отношения с первой встречи. Он попросил меня остаться на их национальный праздник. Получилась забавная ситуация: парад перуанской армии принимали два президента – Умала и я. Потом Умала сдвинулся вправо, пересмотрел свои левацкие взгляды. С Россией у него так ничего и не сложилось. Через год мы подарили перуанской армии два бронетранспортера грузинского производства, за что они были очень признательны.
Я побывал на инаугурации президента Эквадора, нашел общий язык с президентом Боливии, несмотря на то, что он исповедовал крайне левацкие взгляды.
С остальными странами больше всего нам помогли кубинцы. Я послал в Гавану министра иностранных дел, он встретился с Раулем Кастро. Кубинцы собрали у себя всех лидеров островных государств, и министр иностранных дел Кубы сказал: "Я знаю, что венесуэльцы убеждают вас признать Абхазию. Мы очень уважаем Венесуэлу, мы очень уважаем Россию. Но тут вопрос не в геополитических приоритетах, а в уважении международного права. Куба всегда уважала международное право, призываем каждого уважать международное право и территориальную целостность Грузии".
Мы получали помощь с неожиданной стороны, поскольку были гораздо более открыты, чем Россия.