Недавно на Сицилии, около деревни Армерина, была обнаружена вилла. Стены этой виллы украшены фресками. Некоторые из них достигают 66 ярдов в длину. На них подробно показано, как ловят диких животных и сажают их в клетки для отправки на корабли. Предполагают, что эта вилла служила летней резиденцией императора Марка Аврелия Валерия Максимина, который правил около 300 года н. э. То, что столько места в доме императора было отдано показу ловли диких животных, говорит, какое важное место в жизни римлян занимало все, что было связано с дикими животными.
На одной из мозаик изображены всадники, загоняющие стадо оленей в кольцо сетей. Один из оленей уже запутался в сетях. Другая мозаика изображает, как группа людей грузит слонов на галеру, а в это время другая группа тащит к трапу упирающегося детеныша носорога, а сзади на него лают собаки. Третья мозаика показывает римского ловца животных с огромным щитом. Он указывает на льва, который пожирает только что убитого им сернобыка, и показывает своим мавританским помощникам, как окружить и опутать сетями этого льва. И еще на одной мозаике изображена повозка, которую тащат быки и которой управляют погонщики. На повозке стоит большая деревянная клетка, в которой находятся лев и леопард. В таких клетках животных перевозили на кораблях. Рядом с клеткой идет ловец животных, поддерживающий ее рукой. Наверху клетки имеется трубообразное приспособление, которое часто встречается на этих мозаиках. По-видимому, оно служило для подачи воды в клетку. Фреска показывает людей, несущих клетку на корабль, и еще двух человек, усмиряющих коровью антилопу на корабле. Другие люди несут доску с медведями, завернутыми в сеть, свисающую с шестов.
Фульциний должен был делать все это и многое другое. Он ловил слонов, загоняя их в ущелья, не имеющие другого выхода. Поскольку у него наверняка не было ручных слонов, которых используют для ловли их диких собратьев, он добивался послушания загнанных в ущелье животных тем, что морил их голодом и жаждой. Чтобы поймать детенышей слонов, он нанимал нумидийцев, которые незаметно подбирались к стаду слонов и подрезали слонихам коленные сухожилия, чтобы они не смогли защитить своих детенышей.
Он ловил шимпанзе и бабуинов, выставляя для них сосуды с вином, а затем без труда захватывал опьяневших животных. Чтобы поймать питона, недалеко от того места, где он находился, ставили длинные ящики, сделанные из тростника. Затем питона гнали к ящику, и он, принимая ящик за щель, прятался в нем. Тогда отверстие ящика закрывали. Когда "медведя" находили в берлоге (кем бы ни был африканский медведь), перед ним вешали сети, а затем ревом труб и громкими криками выгоняли наружу. На звериных тропах ставили петли и гнали к ним животных. Вдоль троп развешивали цветные ленточки, и животные, пугаясь незнакомых предметов, не решались отпрыгнуть в сторону.
Такие охоты были грандиозными мероприятиями. Ловцы зверей могли потребовать, чтобы им помогали легионеры, размещенные в данной местности, поскольку поставка животных считалась делом государственным. Все гражданское население могло быть мобилизовано на охоту, и, как показывают письма Цицерона, это часто подрывало местную экономику, поскольку охота длилась неделями.
Как и для всех ловцов зверей, главной проблемой для Фульциния была не ловля зверей, а их доставка. Фульциний устроил вдоль пути следования пойманных животных путевые станции, где животные могли отдохнуть в больших загонах. Римские законы требовали, чтобы окрестные жители обеспечивали животных кормом. Но получить корм для животных от местных жителей иногда было так сложно, что Фульцинию приходилось обращаться за помощью к римским гарнизонам. Если гарнизона поблизости не было, он обращался к наемным копейщикам, которые сопровождали караван животных. Это были безжалостные люди. Однажды они выкопали трупы на кладбище и накормили ими голодных животных. На Фульциния часто жаловались в Рим, но у него всегда был один ответ: "Вы хотите или не хотите получить животных?". Но императору все-таки пришлось издать указ, запрещавший держать животных на одной станции больше недели.
Однако погрузкой на корабль дело не кончалось. Пути в римский порт Остию был долгим и опасным. "Матросы боялись своего собственного груза", - писал Клавдиан. Особенно опасным из-за рифов и мелей было плавание по Красному морю. Трудности плавания усугублялись еще и тем, что плыть приходилось ночью, так как днем корабли приставали к берегу, чтобы укрыть животных от палящих лучей солнца.
Фульциний, думая только об успешной транспортировке животных, ни в грош не ставил человеческую жизнь. Однажды, когда он руководил выгрузкой животных в доках Остии, знаменитый скульптор Паситель поставил недалеко от корабля свой стол и начал лепить фигурки львов. Фульциний сказал ему, чтобы он убирался, но Паситель не обратил внимания на его слова. Несколькими минутами позже клетка с леопардом разбилась, и освободившееся животное чуть не растерзало скульптора. Единственной реакцией Фульциния была слепая ярость к скульптуру, путающемуся под ногами. (Этот эпизод действительно имел место, хотя мне неизвестно имя ловца животных).
Через две тысячи лет другой ловец диких животных приобрел широкую известность, причем он пользовался приемами, сходными с теми, которые использовал Фульциний. Он ловил животных не для зоопарков, а для съемок в голливудских фильмах. Картины, показывающие схватки между различными животными, были очень популярны. Эти картины сейчас можно увидеть на экранах телевизоров и в кинотеатрах повторного фильма. Если вы хотите получить представление, что показывали на арене цирков, посмотрите одну из этих старых лент. Я видел фильм, в котором показывали схватки между африканским львом и индийским водяным буйволом. Действие фильма происходит в "сердце черного континента". Но, конечно, никого не интересовало, происходили ли эти схватки действительно там или они были поставлены в павильоне. Зрителей XX века, как некогда римлян, интересовало одно - увидеть саму схватку. Я видел также картины о "местных копейщиках", сражавшихся со львами-людоедами. Фильмы были сняты по распоряжению местного губернатора в одном из районов Африки для привлечения туристов. Львов на съемки привезли в клетках, а местным жителям раздали копья и щиты, полученные с европейского склада. Я слышал, что во время съемок погибло три человека. Это был спектакль, подобный хорошему зрелищу на арене.
Какая смерть ждала человека, подобного Фульцинию? Такой человек мог умереть от гемоглобинурийной лихорадки или от малярии. Возможно, он погиб в римском форте в 250 милях от Момбасы, остатки которого сохранились до наших дней. Момбаса в те времена была основным портом Восточной Африки. Здесь галеры, отправляющиеся в Италию, загружали рисом, кунжутовым маслом, слоновой костью и дикими животными.
Форт мог быть поставлен здесь как путевая станция для ловцов диких животных. Если это было так, то местные племена постарались уйти подальше от форта, чтобы урожай с их полей не забирали для кормления зверей, а их самих не заставляли перетаскивать клетки с животными. Поэтому форт жил изолированной от местных жителей жизнью. Никто не предупредил гарнизон форта о приближении врагов.
Вероятно, на рассвете отряд воинов масаи неожиданно бросился на стены, издавая устрашающие крики и бросая копья и симисы (длинные кинжалы). Форт занимал пять акров, и гарнизон его был слишком малочисленным, чтобы занять оборону вдоль всех стен. Фульциний должен был драться до конца, плечом к плечу с воинами из местных жителей. Рядом с ним сражались его огромные молосские гончие, которые помогали ему доставлять пойманных животных в порт, а потом загонять их на борт корабля. Возможно, в обороне участвовали и трапперы, сражаясь своими охотничьими копьями. Римские легионеры пользовались мечом и щитом. В конце концов сопротивление гарнизона было сломлено. Форт был разграблен, а все его защитники убиты. Только несколько монет, некоторые времен Адриана, некоторые времен Антонина Пия и одна монета времен Траяна, остались единственными свидетелями этого трагического события. Воинам масаи монеты были не нужны. Они взяли только нужное им оружие и доспехи с убитых воинов.
Глава четырнадцатая
До конца второго столетия нашей эры в играх еще сохранялся дух спортивной борьбы. У гладиатора были шансы вернуться с арены живым. Он даже мог настоять, чтобы ланиста назначил ему цену, и если он мог уплатить назначенную сумму, то становился свободным. Животное могло убить своего противника-человека, поэтому бои с животными были даже более честными, чем современные бои быков. Существовала по крайней мере видимость, что игры были состязаниями - кровавыми, грубыми и жестокими, но все же состязаниями, где у обеих сторон были шансы на победу, если, конечно, в играх не участвовали осужденные преступники.
Но постепенно игры начали превращаться в бессмысленные бойни. У зрителей появился иммунитет к жестоким и кровавым сценам, и для возбуждения их угасающего интереса требовались все более изощренные, даже, можно сказать, извращенные приемы. Любимым развлечением стало выставлять безоружного человека против вооруженного. Естественно, всегда побеждал вооруженный. И такие "бои" продолжались целый день.
Знаменитый философ Сенека говорил о них: "Все игры в прошлом были милосердны, эти же - чистое убийство. У людей нет защиты, их тела открыты каждому удару, и каждая атака неизбежно бывает успешной. Большинство зрителей предпочитает такие зрелища дуэлям между ловкими и умелыми противниками. Это и понятно. Оружие и искусство только отдаляют гибель, а зрители пришли увидеть не бой, а смерть".