Когда крейсера приблизились к конвою, моряки увидели шедшие им навстречу эсминцы Бруми, с которыми был и КСШ "Вэйнрайт". "Он подходил к нам, рассекая волны своим острым форштевнем. Вода вокруг его носа кипела, и выглядел он очень воинственно и уверенно, - записал в своей тетради Фербэнкс. - Его-то жалеть не приходилось. А вот беднягу "Уильяма Хупера", у которого всего-то было 90 снарядов к его единственной четырехдюймовой пушке, очень жаль". Бруми вел свои шесть эсминцев со скоростью 20 узлов, стремясь побыстрее присоединиться к крейсерам и эсминцам Гамильтона, двигавшимся к юго-западу. В 11 часов эсминцы были уже совсем близко от крейсерской эскадры. Эсминец "Уилтон" просигналил на "Ледбери": "С какой скоростью вы идете?" - "Жмем на всех парах", - ответили с "Ледбери". Опасаясь столкновений при маневрировании, Гамильтон передал на эсминцы, чтобы те немного сбавили ход. В 11.18 эсминцы Бруми заняли место с правого борта от флагманского крейсера "Лондон", который несколько изменил курс и теперь одерживал на запад. Все крейсеры и эсминцы прошли мимо судов конвоя примерно в 11.30 вечера. Коммодор конвоя Даудинг пожелал Бруми счастливого пути: "Спасибо за все, До свидания и доброй вам охоты!" В ответ Бруми просигналил на корабли конвоя: "Жаль оставлять вас в таком положении, но ничего не поделаешь. Желаю удачи. Похоже, она вам понадобится".
Так как Адмиралтейство требовало, чтобы корабли отходили на "большой скорости", контр-адмирал Гамильтон увеличил ход до 25 узлов. В скором времени корабли уже проходили квадрат, где конвой атаковали немецкие торпедоносцы. Об этом свидетельствовали качавшиеся на волнах надувные плотики, обломки корабельных конструкций, шлюпок и прочий хлам. Так как Гамильтон считал, что встреча с врагом неизбежна, на кораблях взвыли сирены боевой тревоги; были задраены все переборки, а в башни из погребов стали подавать снаряды.
По распоряжению Гамильтона капитан Дон Мун, старший офицер группы эсминцев, шедший на "Вэйнрайте", построил эсминцы в две флотилии, которые двигались развернутым строем, чтобы иметь возможность дать по врагу торпедный залп из всех аппаратов с "минимально возможного расстояния" - то есть примерно с двух тысяч ярдов. "В случае неожиданного контакта с врагом на близкой дистанции атакуйте, не дожидаясь приказа; старайтесь использовать элемент неожиданности к своему преимуществу". (Мун как-то упустил из виду, что два эсминца из флотилии Бруми относились к эскортному классу "Хант", торпедных труб не имели и предназначались в основном для борьбы с подводными лодками и бомбардировщиками.) Слух о том, что их кораблю предстоит принять участие в большом сражении, мгновенно распространился среди команды "Кеппела". Матросы торопливо поели, после чего принялись готовить оружие к бою. Гамильтон потребовал от кораблей своей эскадры соблюдения строжайшего радиомолчания. Вскоре после полуночи корабли эскадры Гамильтона вошли в полосу густого тумана и двигались в сплошной белесой мгле на протяжении последующих шести часов.
Моряки на других кораблях эскорта были поражены и обескуражены ходом событий, тем более что оставленные им флагманом инструкции назвать исчерпывающими было трудно. Танкер конвоя "Алдерсдейл", имевший на борту 8000 тонн топлива для военных кораблей, попытался связаться с Бруми, когда его эсминцы проходили мимо. Капитан Хобсон хотел знать, поворачивать ли ему назад или следовать, подобно торговым кораблям, в Архангельск. Коммандер Бруми, однако, так и не удостоил его ответа.
Лейтенант Градвелл, командир тральщика "Айршир", не мог не вспомнить слова Гамильтона, произнесенные им на совещании офицеров эскорта неделю назад. Тогда адмирал говорил, что из-за конвоя может разгореться большое морское сражение, "возможно, даже новый Ютландский бой". Видя уходившие на запад крейсера, Градвелл пришел к единственному представлявшемуся ему возможным выводу. Он полагал, что не пройдет и нескольких часов, как на горизонте появятся тяжелые германские корабли во главе с "Тирпицем". На этот случай он велел матросам привязать к бочкам с нефтью остававшиеся еще на тральщике глубинные бомбы. План у него был такой: при появлении "Тирпица" сбросить в воду у него на пути эти заряды, а потом попытаться их подорвать. Да что глубинные бомбы! Он даже собирался таранить "Тирпиц", если бы ему удалось к нему подобраться. Капитан корабля ПВО "Паломарес" предложил капитанам двух корветов открыть по "Тирпицу" огонь и устремиться на него в атаку, представив все так, как если бы они были крейсерами или эсминцами. Таким образом капитан надеялся отвлечь на себя внимание и, пожертвовав собой, позволить торговым кораблям скрыться и избежать уничтожения. Чтобы матросы "Паломареса" могли набраться сил перед боем, он отправил всю команду, за исключением вахтенных, отдыхать.
6
Было ли распоряжение Первого морского лорда относительно отхода крейсеров мотивировано тем, что половина эскадры адмирала Гамильтона состояла из американских кораблей? Трудно сказать… По крайней мере, мистер Черчилль в своих послевоенных мемуарах, впервые увидевших свет в 1950 году в газете "Дейли телеграф", высказывал именно такую точку зрения. Тем не менее, в анналах флота нет никаких документов или записей, которые бы это подтверждали. Мистеру Черчиллю в описании превратностей морской войны, в частности, эпизода с PQ-17, в числе многих и многих других людей "помогал" капитан Г.Р.Г. Аллен. Так вот, капитан Аллен мне говорил, что подобное не слишком удобоваримое объяснение действиям Первого лорда мистер Черчилль привел в своих мемуарах только потому, что "пытался обелить своего старого друга в глазах общественности". Он также сказал, что мистер Черчилль вообще имел обыкновение преуменьшать ошибки своих приятелей или протеже и всегда находил те или иные оправдания их поступкам.
В противоположность тому, что пишут официальные историки, вовсе не факт, что мистер Черчилль знал о решающей роли адмирала Паунда в принятии рокового решения о судьбе конвоя PQ-17. Аллен сказал: "Когда в одно прекрасное утро 1949 года я сообщил ему (мистеру Черчиллю), что, согласно проведенным мной изысканиям, ответственным за рассредоточение конвоя PQ-17 является адмирал Паунд, я заметил, как на лице у него проступила глубокая печаль; похоже, он ничего об этом не знал". В мемуарах "Черчилля" рукой Аллена были записаны такие слова: "Приказы по конвою PQ-17, изданные Первым морским лордом, обладали такой высокой степенью секретности, и Адмиралтейство так ревниво эти секреты охраняло, что я узнал о них только после войны".
Что бы потом официальные историки ни писали о принятых тогда Адмиралтейством решениях, их последствия были катастрофическими, и это неоспоримый факт. Адмирал Гамильтон впоследствии по этому поводу говорил:
"Хотя у меня не было намерений вступать в схватку с "Тирпицем", тогда представлялось вполне вероятным, что избежать этого не удастся. Очевидно, что Бруми оценивал ситуацию подобным же образом, и его намерение присоединиться к моей эскадре было основано именно на этом. В самом деле, рассредоточение конвоя в водах, где кишели подводные лодки противника, а над головой кружили вражеские самолеты, могло быть оправдано только в том случае, если бы ожидалась атака тяжелых вражеских кораблей. А при таких условиях эсминцам разумнее всего было находиться при эскадре, которой, вполне вероятно, предстояло вступить с этими кораблями в бой. Тем более что оказать действенную помощь рассеявшимся по поверхности моря судам конвоя они не могли".
Гамильтон замечал, что предлагал двенадцати противолодочным кораблям остаться при судах конвоя, вопреки намерению Бруми их распустить. "Но относительно правомерности присоединения эсминцев к моей эскадре сомнений у меня не было".
Адмирал Товей в своем рапорте Адмиралтейству указывал, что действия Гамильтона и эсминцев являлись следствием неверной оценки обстановки со стороны вышестоящих начальников. "Таковы были тон и буква приказа, что адмиралу (Гамильтону) ничего не оставалось, как увериться в неминуемом нападении "Тирпица"". Далее Товей добавлял, что при таких обстоятельствах его решение присоединить к своей эскадре эсминцы выглядит вполне логично.
"Однако, когда подтверждений относительно выхода "Тирпица" в море не поступило, ему (Гамильтону) следовало вернуть эсминцы эскорту. Так как даже в случае рассредоточения конвоя они могли принести существенную пользу отдельным судам, отгоняя от них немецкие подводные лодки. Даже при условии появления вражеских кораблей, эсминцы могли сыграть роль сил сдерживания, особенно в условиях плохой видимости".
Мистер Черчилль в своих мемуарах тоже критикует действия Гамильтона и Бруми, правда, довольно мягко: "К сожалению, - пишет он, - эсминцы из эскорта тоже покинули конвой". Коммандер Бруми, которому представляется, что всю вину за отход эсминцев пытаются свалить на него, по этому поводу пишет следующее: