Этот человек посвятил всю свою жизнь военно-морскому флоту, добился на этом поприще немалых успехов и мог с гордым видом посматривать на своих недоброжелателей и завистников. В 1915 году он получил свой первый Орден за выдающиеся заслуги за участие в военной экспедиции в Западной Африке. В дальнейшем он командовал крейсерами "Норфолк" и "Дели", а в январе 1940 года, командуя крейсером "Аврора", получил за Норвежскую кампанию второй Орден за выдающиеся заслуги. Гамильтон был популярен среди военных моряков всех рангов; начальство же уважало его за смелость, умение правильно оценивать обстановку и быстро принимать решения. Это был гуманист с ярко выраженным рыцарским отношением к людям, в особенности к женщинам. Так, он еженедельно писал письма своей матери, неизменно начинавшиеся с обращения: "Дорогая мамочка…" За все годы войны он не написал миссис Гамильтон в Лондон только раз - когда трагические события с конвоем PQ-17 помешали ему это сделать.
Когда его произвели в звание контр-адмирала, он высказался о своем повышении неодобрительно - считал, что это нарушает более чем двухсотлетние флотские традиции, когда производство в новый чин осуществлялось только на основании выслуги лет. В феврале 1942 года его назначили командиром первой эскадры крейсеров. Гамильтон, несмотря на свой не старый еще возраст, был в определенном смысле человеком старомодным. К примеру, он поднял свой флаг на крейсере "Лондон" только потому, что на "Норфолке" капитан был старше его годами.
Подобно другим старшим офицерам ВМФ, Гамильтон недолюбливал мистера Черчилля и не понимал людей, которые обожествляли этого человека, дважды занимавшего место Первого лорда Адмиралтейства в годы наибольшего унижения Королевских военно-морских сил. Гамильтон называл Черчилля "диктатором" и считал, что он обладает безграничной жаждой власти. Письма Гамильтона домашним представляют собой интересную подборку замечаний о царивших тогда на флоте настроениях. Гамильтон не мог простить мистеру Черчиллю, что тот в плане воздушного прикрытия держал флот на голодном пайке, сосредоточив усилия не на производстве морских самолетов, но на выпуске тяжелых бомбардировщиков, которые были нацелены на разрушение немецких городов и уничтожение мирного населения. Точка зрения Гамильтона, без сомнения, имеет право на существование, тем более большинство старших офицеров, принимавших участие в проводке злополучного конвоя, в один голос утверждали, что, будь тогда у флота больше дальних морских разведчиков, воздушных охотников за подводными лодками и дальних истребителей сопровождения, трагедии с PQ-17, возможно, и не случилось бы. Он писал, что потопление линкоров "Принс оф Уэльс" и "Рипалс", которые не имели воздушного прикрытия и были по этой причине потоплены японскими бомбардировщиками и торпедоносцами, быть может, заставит наконец Кабинет заняться этой проблемой. Гамильтон мыслил широкими категориями; он понимал, что потеря линкора "Принс оф Уэльс" приведет к потере Сингапура, Рангуна, а возможно, и всей Голландской Ист-Индии. Впрочем, он надеялся, что утрата морской мощи на востоке будет носить временный характер, а коли восстановится морская мощь, то вернуть все эти земли не составит труда. "В данный момент меня более всего интересует то, - писал Гамильтон, - какую политику по отношению к Королевским воздушным силам будет проводить Уинстон после потери "Принс оф Уэльс" и прорыва немецких кораблей из Бреста. Теперь, кажется, даже Уинстону должно стать ясно, что экономить на нуждах флота нельзя. Как, равным образом, нельзя выиграть войну, бомбя немецких детей и женщин вместо того, чтобы уничтожать немецкие армию и флот".
Гамильтон часто сравнивал мистера Черчилля с сэром Фредериком Ричардсом, который был первым лордом Адмиралтейства на переломе XIX и XX веков, и сравнения эти были далеко не в пользу первого. Когда дело касалось флота, Ричардс умел спорить с политиками и добиваться у них того, что ему требовалось. "Если бы наши адмиралтейские лорды хоть немного походили на него, сейчас у нас ни в чем не было бы нехватки".
Разве авиация не является точно таким же оружием флота, как эсминцы или субмарины? - задавался вопросом Гамильтон и сам же на этот вопрос отвечал. "Как ты знаешь, - писал он матери 11 апреля, - я всегда придерживался мнения, что нехватка авиации на флоте сильно сказывается на его боевых возможностях. Если мы хотим выиграть эту войну, нам необходимо ликвидировать отставание в этой области. Меня приводит в ужас мысль о том, что страна использует свою воздушную мощь для уничтожения германских женщин и детей, в то время как на востоке Империя, в целом, и флот, в частности, потерпели сокрушительное поражение от японцев…"
Он считал утверждение относительно того, что "авиация уничтожила линкоры как класс кораблей", глупейшим и не выдерживающим никакой критики. "Она уничтожила, прежде всего, наши линкоры, так как у них не было адекватного истребительного прикрытия".
В то время как адмирал Товей со всей серьезностью утверждал, что "потопление "Тирпица" значительно важнее для хода войны, нежели безопасность любого конвоя", Гамильтон шел еще дальше и говорил, что, с его точки зрения, никакое единичное событие не может отразиться больше на ходе войны, нежели потопление "Тирпица". Через пять дней после неудачной атаки торпедоносцев с "Викториэса" на "Тирпиц" Гамильтон писал: "Этот корабль является для нас истинным дьявольским наваждением, и его потопление представляется мне важнейшим делом настоящего времени. Потопив или серьезно повредив "Тирпиц", мы сможем высвободить корабли для действий на других военных театрах". И еще: "Я полагаю, что когда мы потопим "Тирпиц", положение наконец начнет выправляться".
25 июня, через два дня после выхода из Скапа-Флоу, флагманский корабль Гамильтона "Лондон" бросил якорь в Хвал-фьорде в Исландии, где уже стояли на якорях американский линкор "Вашингтон" и американские крейсера "Вишита" и "Тускалуза". Несколько часов спустя лейтенант американских ВМФ Дуглас Фербэнкс-младший - флаг-лейтенант адмирала Гриффена - прибыл на борт крейсера "Вишита" для "временного несения службы". В течение всей операции по проводке конвоя PQ-17 Фербэнкс час за часом описывал все события, имевшие отношение к крейсерской эскадре, для специального досье, которое составлял адмирал Гриффен. Эти военные дневники отражают настроения и чувства американских моряков куда лучше, чем все прочие аналогичные записи того периода.
Первым делом старший офицер крейсера "Вишита" коммандер Орем ввел Фербэнкса в курс дела и рассказал ему о важности строжайшего соблюдения секретности. "Кроме капитана Хилла и коммандера Орема, никто на борту не знал о том, куда мы отправляемся и какая миссия нам предстоит, - записал Фербэнкс. - При всем том, команда чувствовала, что готовится нечто важное. Ничего удивительного: у моряков хорошо развиты интуиция и здравый смысл. Они видят стоящие на рейде десятки груженных под завязку судов и, естественно, делают выводы. Кроме того, когда адмиралы и офицеры с крейсеров собираются в кают-компании на "Вишите", матросы понимают, что офицеры не просто там обедают, но еще и обсуждают различные важные проблемы".
Когда офицеры скрылись с глаз рядовых "синеблузников" и уселись в кают-компании за стол, началась беседа. Предшественник Гамильтона адмирал Барроу называл такого рода собрания "мозговыми штурмами". Обычно за столом собирались: адмирал Гриффен, контр-адмирал Гамильтон, флаг-капитан P.M. Сервес, контр-адмирал "Фредди" Далримпл-Гамильтон, главный адмирал Исландии, а также капитаны всех крупных судов и эсминцев сопровождения. Капитаны крейсеров "Кент" и "Лондон" рассказывали о своем опыте проводки морских конвоев в Рос-сию. Потом Гамильтон рассказывал о планах Адмиралтейства относительно проводки конвоя PQ-17. На этот раз непосредственное прикрытие обещало быть беспрецедентным и насчитывало полторы дюжины эсминцев, корветов и противолодочных судов; крейсерское прикрытие из четырех крейсеров должно было находиться вне поля видимости конвоя и двигаться за линией горизонта. Задача крейсерского прикрытия состояла в обороне конвоя от надводных кораблей противника. Его самыми опасными противниками считались стоявшие в Нарвике "Лютцов" и "Адмирал Шеер". После того как конвой проходил опасную зону, крейсера отворачивали и возвращались домой. На случай серьезных потерь с караваном шли три спасательных судна, которые должны были, подобрав спасенных с затонувших судов, следовать прямым ходом в Архангельск, чтобы передать раненых в местные госпитали.
На значительном удалении от конвоя в южном направлении находились основные силы флота метрополии, которые должны были вступить в дело в том случае, если бы на перехват каравана вышел "Тирпиц". Офицеры выражали уверенность, что на этот раз "Тирпиц" уж обязательно покинет свое укрытие и что все они находятся накануне исторического морского сражения, в исходе которого никто из них не сомневался.