До 1937 г. Гитлер обосновывал свои военные расходы стремлением к равенству в вооружениях, нарушенному Версальским миром. Гитлер шел по пути кайзера Вильгельма II, который так же обосновывал гонку вооружений стремлением к миру. Советник американского президента Э. Хауз в этой связи приводил слова своего патрона В. Вильсона: "Когда я заговорил о том, что кайзер создавал свою военную машину как средство сохранения мира, он заявил: "Что за глупая мысль построить пороховой погреб, рискуя, что кто-нибудь бросит туда искру". В 1915 г. Э. Хауз приходил к выводу, что: "Создание громадной военной машины неминуемо должно было привести к войне. Германия очутилась в руках группы милитаристов и финансистов, и ради их интересов стало возможным это ужасное положение". Жертвой милитаристов и финансистов оказалась не только Германия, уточнял британский историк Д. Макдоно: "В целом можно сказать, что (Первая мировая) война была вызвана гонкой вооружений, которая захватила не только Европу, но и Америку, ее развязывание провоцировала пресса, усиливая существующее недоверие между странами".
Милитаризация экономики неизбежно приводит ее к истощению, не оставляя обществу другого выбора кроме войны или революции. На эту объективную данность указывал, на примере Австрии, президент Франции Пуанкаре своей в книге "Происхождение мировой войны". В ней Пуанкаре приводил сообщение французского посла в Вене, посланное за полгода до начала Первой мировой: "Австро-Венгрия находится в тупике, из которого она не знает, как выбраться. Таким образом, ощущение, что народы двинутся к полям сражений, толкаемые непреоборимой силой, возрастает день ото дня… Мне кажется существенным отметить, что здесь пытаются приучить к мысли о всеобщей войне, как единственно возможному средству поправить финансы, которые пришли к полному расстройству после военных, правда бесплодных, напряжений, которые делались за последний год".Другой пример приводил профессор Лондонского университета Джолл, который подсчитал, что в 1914 г.: "Стоимость вооружений и экономическое напряжение германского общества были так велики, что только война, при которой все правила ортодоксального финансирования останавливались, спасала германское государство от банкротства".
Аналогичная ситуация складывалась и накануне Второй мировой войны. "С самого начала военные усилия, предпринятые нацистским режимом, - утверждал крупнейший стальной магнат Германии Ф. Тиссен, - казались абсолютно несоразмерными с ресурсами страны. Даже на ранних стадиях я предчувствовал, что это неизбежно приведет к катастрофе".
Истощение ресурсов страны наглядно отражал рост дефицита государственного бюджета. В 1932/33 хозяйственном году доходы бюджета составили 6,4 млрд. марок, а расходы - 7,3 млрд. В 1938/39 хозяйственном году общий дефицит государственного бюджета возрос до 14,5 млрд. марок. Общий объем государственной задолженности с 1933 г. по 1940 г. вырос с 8,5 млрд. до 47,3 млрд. марок. Государственный долг - это не что иное, как один из элементов отсроченной инфляции. В условиях милитаризованной (расходной) экономики погашать этот долг нечем, и цунами инфляции рано или поздно неизбежно должно вырваться наружу. Правящие круги Германии вполне осознавали грозящую опасность, о чем свидетельствует заявление Ф. Тиссена, сделанное им в начале 1939 г.: "Самая главная проблема - инфляция. Когда-нибудь чудовищная инфляция, давно существующая в нацистской Германии, станет очевидной, и в результате возникнут колоссальные трудности".
Инфляция вырвалась из-под контроля 15 июня 1939 г., когда был принят закон о государственном банке снявший ограничения "плана Дауэса" и тем самым расчистивший дорогу инфляции. (Точно так же, как в августе 1914 г.)"Метод "бесшумного" кредитования, превращающий ничего не подозревающего вкладчика на 90% государственного кредитора, привел к быстрому росту инфляции и к полному разрушению всех основ этой системы финансирования" - вспоминал Шверин фон Крозиг, министр финансов Германии тех лет.
Гитлеровская Германия стояла на пороге банкротства, обрекающего ее население на голод, нищету и экономическое рабство. Немцы понимали это отчетливее других. Даже среднее поколение немцев еще помнило времена страданий, порожденных поражением в Первой мировой, последующей революцией и иностранным вторжением - к 1939 г. у Гитлера не оставалось альтернатив…
В этом итоге не было ничего случайного. Г. Препарата, подчеркивая эту закономерность, приводил пример монарха (из второй части "Фауста"), который с помощью дьявола (Мефистофеля) восстанавливает порядок в своей развалившейся империи. Действуя по указке Мефистофеля, он подчиняет себе массы, терроризируя их гигантским пожаром, а умирающую экономику оживляет печатанием специальных денежных знаков, гарантированных имперским правом на землю. Последняя инфляционная вспышка находит свое неизбежное разрешение в великой войне с ближними соседями, ставшими в одночасье "врагами". В гитлеризме не было ничего случайного…
У. Черчилль забил тревогу еще в начале 1936 г.: "На первом месте стоит проблема ускоренного и широкомасштабного перевооружения Германии, которое не прекращается ни днем, ни ночью и последовательно превращает почти семьдесят миллионов представителей самого производительного народа в Европе в одну гигантскую голодную военную машину". Спустя полгода Черчилль в очередной раз предупреждал: "Огромные расходы на подготовку к войне достигают предела возможностей страны, невзирая на финансовые затруднения и нехватку продовольствия". В застольных беседах Гитлер позже подтверждал, что все состояние немецкого народа он вложил в оружие.
Германии отступать было некуда, мало того, вложенные капиталы должны были окупиться, причем очень быстро, отмечал Г. Тереке: "Вложенный в вооружение труд не может найти себе никакого другого применения, кроме одного - войны. Что касается гигантских военных расходов, то страна может вернуть их только в том случае, если она станет победительницей… Прибавьте к этому, что в условиях быстрого прогресса техники оружие очень скоро устареет". У. Додд уже в 1938 г. приходил к выводу, что: "Логический исход усиленной гонки вооружений - новая война…". Историк Э. Нольте лишь констатировал закономерную данность: "Гитлер в 1939 г. был вынужден вести войну, и при том войну завоевательную, с целью захвата добычи".
Однако война несет не только циничные, сделанные на крови миллионов людей, бешеные прибыли капитала, но и огромный риск.
Версальский мир, венчавший Первую мировую, был тому ярким примером. Генерал Н. Головин, основываясь на опыте Версаля, приходил к выводу, что: "Современная война представляет собою такое великое бедствие для народов ее проигравших, что вполне понятно, что ни одно правительство не решится начать войну, на выигрыш которой у него нет шансов, сильно превосходящих шансы противника".
И здесь представители фашистской элиты вовсе не переоценивали свои возможности. Например, Я. Шахт в 1936 г. говорил У. Додду: "Мы вооружаемся в течение трех лет… и оплачиваем все расходы на это. Я (Додд) возразил: Но ведь война может привести к гибели цивилизации. Да, согласился он, всеобщая война может привести к коммунизму во всем мире и к полному экономическому краху".
Если правящие круги германской элиты так отчетливо представляли себе возможные последствия войны, то должна была существовать какая-то еще более грозная опасность, чем война, которая заставила Германию бросить на карту свое будущее и даже будущее всей цивилизации…