Эдуард был убежден, что он – первый мужчина своей пассии. Однако Молли Гиллен собрала убедительные свидетельства того, что Тереза Бернардин не была девицей в момент знакомства с герцогом Кентским. Она была куртизанкой высшего класса – умение предохраняться входило в число ее профессиональных навыков. Но трудно избежать искушения забеременеть, когда твой любовник – лицо королевской крови.
Как бы то ни было, никаких сведений о ее беременностях не сохранилось.
"Надеюсь, мне достанет сил исполнить мой долг", – писал Эдуард Кентский другу накануне свадьбы. Ситуация в вопросе о наследнике была острой. (Тут мы отчасти повторяемся, но в данном случае это "увеличение" необходимо.) Первое венчание состоялось в Кобурге 29 мая 1818 года, после чего молодожены отправились через Брюссель в Лондон, где 11 июля состоялась повторная церемония, на этот раз двойная – герцог Кларенский, впоследствии Вильгельм IV, женился на Аделаиде Саксен-Мейнингенской. После этого супруги прожили два месяца в Лондоне, в Кенсингтонском дворце, но Виктории никак не удавалось забеременеть. В сентябре пара вернулась в Аморбах. Там герцогиня наконец зачала.
Практически одновременно о своем грядущем отцовстве узнали и братья Эдуарда герцоги Кларенский и Кембриджский, тоже жившие на континенте. Но Эдуард решил, что его ребенок должен родиться на английской земле.
Парламент выдал ему только шесть тысяч фунтов из обещанных 25. Герцогу пришлось одалживать деньги на обратную дорогу. Не имея возможности нанять кучера, он сам сел на козлы экипажа, набитого до отказа – в нем поместились его жена, его падчерица, сиделка, горничная, две комнатные собачки и клетка с канарейками. Во второй карете ехали прислуга, доктор и акушерка мадам Сибольд.
Некая английская путешественница не поверила своим глазам, увидев где-то не европейском проселке этот "обшарпанный караван" с принцем на кучерском месте.
Будущая королева Виктория появилась на свет совершенно здоровым и, вероятно, доношенным ребенком. Это значит, что зачата она была, скорее всего, в Англии в августе 1818 года. Этот период жизни герцога и герцогини Кентских довольно подробно описан в "Придворных известиях" (Court Circulars). Так, например, с 6 по 12 августа они гостили в Клермон-Хаус у брата герцогини Леопольда. Именно 12-го было объявлено о беременности герцогини Августы Кембриджской – ее ребенок мог стать наследником престола, если бы брак Эдуарда и Виктории оказался бездетным.
Интересно, что в тот же день супруги вернулись к себе в Кенсингтонский дворец; Леопольд же отправился с поздравлениями в дом герцога Адольфа Кембрижского, а вечером приехал к Кентам на обед. Трудно предположить, что после проведенных вместе шести дней у них была иная тема разговора, помимо возможного наследника.
* * *
Безутешный молодой вдовец Леопольд далеко еще не поставил крест на своих амбициях. Едва не превратившись, волею судьбы и благодаря собственной настойчивости и авантажной внешности, из заштатного немецкого принца в отца наследника британской короны, он питал теперь надежды на брак своей сестры, которому всячески содействовал. Мудрый дядя при венценосном племяннике или племяннице – тоже недурное амплуа и хороший шанс заполучить один из европейских тронов (этот план полностью оправдался).
Что если сестра сообщила ему о бесплодии герцога? Смирился ли бы Леопольд с крахом радужных надежд? Впрочем, и сама Виктория была дама опытная и в особом благочестии не замеченная. Конечно, вероятность того, что ее внебрачным партнером оказался гемофилик, невелика. Но она все же гораздо выше, чем вероятность генной мутации.
* * *
В характере Виктории Кентской была одна резко выделяющаяся черта, о которой упоминают мемуаристы. Внебрачные дети герцога Вильгельма Кларенского от Доротеи Джордан, общим числом десять человек, после восшествия своего отца на престол получили фамилию Фитцкларенс и дворянские титулы и с полного согласия и одобрения королевы Аделаиды были приняты при дворе. Так вот, герцогиня Кентская всякий раз реагировала на их появление с демонстративным осуждением – она немедленно покидала помещение и говорила знакомым, что никогда не допустит, чтобы ее дочь общалась с "бастардами", ибо как в таком случае научить ее отличать порок от добродетели. Уж не срабатывал ли в этом случае фрейдистский механизм моральной компенсации за собственный грех?
* * *
Светский мемуарист Чарльз Гревилл, автор множества тонких наблюдений, вхожий в силу происхождения и по долгу службы (он был клерком Тайного совета) в Букингемский дворец при трех монархах, не сомневался, что у герцогини есть любовник и что любовник этот – сэр Джон Конрой.
Гревилл пришел к этому выводу на основании двух обстоятельств: общеизвестной ненависти королевы Виктории к управляющему имением своей матери и необъяснимого и внезапного удаления в 1829 году из Кенсингтонского дворца баронессы Спэф, четверть века служившей герцогине Кентской компаньонкой – выглядело это так, будто баронесса разгласила некие интимные тайны дома Кентов.
Баронесса находилась в одной из карет "обшарпанного каравана" во время спешного возвращения семейства из Германии в Англию (Виктория была на седьмом месяце беременности). Она оставалась в доме после смерти герцога. Но когда будущей королеве Виктории было десять лет, баронессу вдруг отослали к черту на кулички – в Лангенбург: она стала фрейлиной единоутробной сестры наследницы британского престола принцессы Феодоры.
Об этой отставке или, если угодно, ссылке много говорили в свете. Герцог Веллингтон, комментарий которого записан Гревиллом, предполагал, что юная Виктория застала мать и Конроя в неподобающей ситуации, стала приставать с расспросами к баронессе, а та не выдержала и нарушила обет молчания. По мнению Веллингтона, та же участь ждет и Луизу Лецен – любимую гувернантку наследницы. Эта гипотеза косвенно подтверждается письмом Леопольда, в котором он пишет Лецен:
...
"Не прояви я твердость, вы последовали бы за баронессой Спэф".
Виктория называет Конроя в своем дневнике "чудовищем" и "дьяволом во плоти". Когда в 1839 году, уже будучи королевой, она обнаружила, что фрейлина ее матери Флора Гастингс, судя по всему, на сносях, первым, кого она обвинила, был Джон Конрой. 32-летняя незамужняя леди Флора прошла медицинский осмотр и доказала, что она девица – выпуклость живота была следствием брюшной водянки (Ascites), от которой она и скончалась в том же году. Репутации королевы был нанесен сильнейший удар, публика бросала в ее карету тухлые яйца; скандал послужил одним из поводов отставки премьер-министра лорда Мельбурна.
Как знать, быть может, и показное благочестие Виктории, наложившее неизгладимый отпечаток на всю эпоху ее 62-летнего правления, было следствием если не точного знания, то подозрений в незаконности своего происхождения?
* * *
В отличие от викторианской эпохи предшествовашая ей эпоха регентства исповедовала гедонизм, легкие нравы и необременительные моральные стандарты. В Королевском архиве сохранилась записка герцога Кларенского Вильгельма старшему брату, принцу-регенту "Давешней ночью, – пишет будущий Вильгельм IV, – вы… двух шлюх. Надеюсь, ничего не подцепил". О герцоге Кумберлендском говорили, что он, возможно, отец ребенка своей незамужней сестры Софии.
В пользу легитимного происхождения Виктории говорит ее портретное сходство с герцогом Кентским и его отцом королем Георгом III: то же круглое лицо со срезанным подбородком, тот же мясистый нос, те же пухлые губы бантиком, высокий выпуклый лоб и голубые глаза. Кроме того, нет никаких свидетельств наличия в окружении герцогини Кентской гемофилика, подходящего для адюльтера. Поэтому версия мутации гена при всей ее маловероятности остается в силе.
* * *
Картину искажает и усложняет другой генетический дефект – порфирия, терзавшая британский королевский дом на протяжении столетий, начиная с Марии Стюарт. Порфирия, или порфириновая болезнь (от греческого porphyreos – пурпурный) – редкое наследственное заболевание, выражающееся в нарушении механизма синтеза порфиринов (пигментов). Промежуточные продукты синтеза скапливаются во внутренних органах и тканях, особенно в печени, и причиняют сильные мучения, а затем выводятся из организма с мочой и калом, окрашивая их в пурпурный цвет.
Порфирией страдал сын Марии Стюарт Иаков I и его сын принц Генри, старший брат короля Карла I. Генри недуг свел в могилу. Эта болезнь была причиной бесплодия королевы Анны, правнучки Иакова I, из-за чего престол перешел к Ганноверскому дому – правнуку Иакова Георгу, курфюрсту Ганноверскому, взошедшему на престол под именем Георга I. От него порфирия передалась дочери Софии Доротее, которая вышла замуж за короля Пруссии Фридриха Вильгельма I Гогенцоллерна и стала матерью Фридриха II Великого, а по мужской линии болезнь добралась до Георга III, деда королевы Виктории.
Симптомы порфирии наблюдались и у принца-регента, впоследствии Георга IV, а возможно, и у его жены – королевы Каролины, праправнучки Фридриха Вильгельма I. Если это так, то их единственная дочь, принцесса Шарлотта, получила ген порфирии сразу по обеим линиям.
Порфирией был болен и отец королевы Виктории Эдвард Кентский, однако на нем болезнь чудесным образом прекращается: ею не страдала ни сама Виктория, ни ктолибо из ее многочисленного потомства. Правда, согласно современным исследованиям, ею болела внучка Виктории, сестра кайзера Вильгельма II Шарлотта, передавшая его своей единственной дочери Феодоре, но она могла унаследовать ген порфирии по мужской линии – от своего отца Фридриха III.