15.12. К обеду мы проехали лишь восемь километров. В 17 часов встретили нашего вахмистра Фойерштайна и получили у него бензин. Благодаря этому мы скоро должны догнать нашу часть. Но наш автомобиль застревал в снегу через каждые сто метров. Только в 6 утра мы прибыли к новому месту размещения.
22.12. В 8 часов утра выезд. Погода омерзительная. Продвигаемся со скоростью пешехода, сильная вьюга, все завалено снегом. Мы проезжаем деревню Латушино. Нам предстоит преодолеть еще 80 километров. Ехать почти невозможно, через каждые несколько метров приходится лопатами освобождать дорогу от снежных заносов, высота которых доходит до двух метров. К обеду мы благополучно одолели три километра пути. Но затем дорога стала еще хуже. Два наших автомобиля встали намертво. Пришлось все вещи перекладывать на два оставшихся грузовика, и все это на диком морозе и при страшном ветре.
Нам приказано устроиться на ночлег в ближайшем населенном пункте. Наши шинели и даже ресницы запорошены снегом, едва ли можно выдерживать такие жуткие условия. Мы устраиваемся в двух избах и пробудем здесь до Рождества. Прекрасная перспектива, учитывая, что мы прочно застряли в снежном плену.
23.12. Мне дали великолепную работу. Я должен приготовить рождественские подарки для наших солдат. Из фольги, которой прокладывают пачки с сигаретами, делаю елочные украшения.
24.12. Рождественский вечер, очень холодно, но небо ясное и очень тихо вокруг. Двое солдат притаскивают несколько елок. Хозяйка дома настроена враждебно по отношению к немцам. В наказание за это мы забираем у нее из сарая одну из овец. Несколько минут спустя та уже висит под потолком, готовая к разделке.
После обеда я наряжал елку. Наш ротный фельдфебель распорядился украсить помещение, и теперь в нем все напоминало о Рождестве. Рождественским блюдом сегодня будет картофельный салат, а к нему – жаркое из баранины. Из лесенок-времянок и бензиновых канистр мы соорудили столы и скамейки, здесь же стояла наша рождественская елка. Так мы отпраздновали Святую ночь. В глинтвейн добавили еще и шнапса. Счастливцам были вручены письма из дома, некоторые получили еще и посылки. Вечер мы провели за роскошным блюдом из баранины, вспоминая родных и близких.
31.12. Новый год. Сегодня вторая годовщина моей свадьбы. Со времени Рождества мы откатились на 80 километров назад. Сейчас находимся в маленькой деревушке в полном одиночестве. Избы засыпаны снегом. Здесь нет ничего, кроме неба и снега. Мы полностью отрезаны от мира. Температура минус сорок градусов. Целый день мы не выходим из помещения. Наедине с русской зимой мы проводим последние минуты этого года. В час ночи я заступаю на пост. Часовые приветствуют друг друга возгласом: "С Новым годом!" Так начинается очередной год. В глухой России мы, пятеро солдат, несем караульную службу и обмениваемся впечатлениями о прошедших рождественских праздниках, вспоминаем наших родных и близких.
Температура минус сорок три градуса. Это уже катастрофа. Едва ли можно выдержать пять минут, находясь на свежем воздухе. Справить большую нужду – это уже проблема. То один, то другой из нас отмораживает кончик носа или уши и тотчас же вынужден оттирать их снегом.
После болезни и нескольких недель на тыловой позиции.
9.4.42 г. Великолепная погода. Ночью я получил уведомление, что меня отправляют на передовую. Эту новость мы отмечаем бутылками коньяка и рома.
По раскисшей дороге отправляюсь на огневую позицию в Парцелево. Первую свою ночь у линии фронта я провожу в блиндаже. Вечером мы устраиваем концерт, играя на губных гармошках.
21.4.42 г. Пополудни я выдвигаюсь к передовой. Пишу таблички с названиями блиндажей: "Дом Петера", "Лесная отчизна". Свободное время посвящаю чтению. Завтра уезжают домой отпускники: от каждой батареи по два человека. Когда же подойдет моя очередь?
1.5.42 г. Великолепная погода. Русские отмечают свой Праздник труда и решили продемонстрировать нам это. С утра земля дрожит от разрывов снарядов. Но падают они пока вдали от нас. В 6 часов утра над нами прожужжали два русских самолета. Это все, что осталось от былой мощи России. Днем русские устроили нам передышку. После обеда я заступаю на дежурство, а пока лежу на солнышке на огневой позиции и мечтаю.
9.5.42 г. Только что вернулись из Германии наши сослуживцы. Там они лечились после ранений. Среди них мой напарник, радист по фамилии Эрмер. Они привезли много новостей. Сегодня, после большого перерыва, я вновь заступил в караул. Стоял на посту с 22 часов до полуночи. Пост находился в глухом лесу, где меня окружала таинственная темнота. После этого плохо спал. К тому же замучили клопы.
12.5.42 г. Идет дождь и дует сильный ветер, а я стою на посту. Сегодня меня вызвал к себе обер-лейтенант, я попросил предоставить мне отпуск. Ничего определенного он так и не пообещал.
14.5.42 г. Утром мы работали в лесу, прокладывали новую дорогу. Дождь лил как из ведра, но работу мы закончили лишь к обеду, когда уже окончательно промокли. Стало тепло, все уже зеленеет. Зима наконец-то закончилась. Я пишу письмо маме, одновременно шлю всем привет по случаю Троицы. На следующий день Макс Шибель погиб.
Его награды
Случилось это в 1992 году в Санкт-Петербурге. Автобус с немцами подъехал к Дому офицеров Ленинградского военного округа, как и положено, в точно назначенное время. Мы их уже ждали. Всем было интересно, как выглядят сегодня бывшие враги. Это были те самые солдаты вермахта, которые два с половиной года стояли у стен блокированного ими Ленинграда. После долгих колебаний и уговоров руководство Ленинградского комитета ветеранов войны-однополчан все-таки согласилось на просьбу немцев об этой встрече.
Немцев было около сорока человек. Группа была исключительно мужской в возрасте от 70 до 90 лет. В войну бывшим солдатам вермахта было соответственно от двадцати до сорока, и звания у них были от рядового до подполковника. Все это было зафиксировано в программе их поездки. Впервые после падения железного занавеса немцы из Западной Германии получили возможность проехаться по местам своих боев. В советское время такой выезд был бы невозможен. Тогда иностранцам приходилось испрашивать разрешение даже на экскурсию в Новгород. Можно было понять нетерпение немецких ветеранов, когда они садились в автобус, чтобы отправиться к Синявинским высотам, на Невский пятачок, в Мясной Бор и к другим обильно политым кровью местам Второй мировой войны. Там они воевали, убивая наших солдат, там же погибали их соотечественники.
Теперь, когда встреча с прошлым состоялась, предполагалось выпить несколько рюмок за примирение и взаимопонимание. Так, во всяком случае, хотелось немцам. Плотной группой поднимались они по широкой лестнице к гардеробу, чтобы скинуть с себя осенние плащи и куртки. Несмотря на разные цвета, одежда их была похожей. Как будто они стремились и через годы сохранить верность своей военной форме и той выправке, что отличала их от гражданских лиц.
Гейнца Юнке, маленького невзрачного жителя Бремена, я бы никогда среди них не выделил и не запомнил, если бы не одна вещь, поразившая каждого из присутствовавших, в том числе и самих немцев. Когда он снял плащ, то все увидели, что его пиджак был увешан военными наградами вермахта. Это настолько бросалось в глаза, отталкивало от него, что сразу же возникло чувство неприязни. К нашему удивлению, оно перекинулась и на некоторых немцев. Старший немецкой группы подошел к председателю Комитета ветеранов войны-однополчан генерал-майору в отставке Виктору Рожкову и начал смущенно объяснять, что для них самих – это дикое недоразумение. Затем он вернулся к Юнке и стал убеждать его снять гитлеровские регалии. Юнке возражал, мотивируя тем, что это были не оригиналы орденов и медалей, а их дубликаты. На них не было самого главного, что отличало военные знаки того времени: отсутствовала фашистская свастика.
Согласно современным германским законам подлинные регалии с нацисткой символикой должны храниться дома, подальше от людских глаз. Их ношение в общественных местах в сегодняшней Германии уголовно наказуемо и приравнивается к пропаганде нацизма. Немецкое общество единогласно поддержало это законодательное решение. Поэтому не было ничего удивительного в том, что даже дубликаты нацистских наград без свастик воспринимались как нечто преступное. Поступок Юнке был не чем иным, как вызовом, причем его дерзость и кощунство умножались тем, что выставил он все свои отличия напоказ, находясь в гостях у своего бывшего противника.
Уговоры старшего немецкой группы, как ни странно, на Юнке не только не подействовали, а, напротив, раззадорили его. Он стал жестикулировать, крича, что заслужил свои награды в честном бою. Он был фронтовым солдатом, а не охранял концлагеря. Юнке показывал на награды советских ветеранов войны и взволнованно говорил, что те по праву с гордостью надели их в этот вечер. Русские солдаты так же, как и он, рисковали своей жизнью. Не его вина в том, что девятнадцатилетним парнем в 1942 году он получил повестку явиться на призывной пункт и через полгода оказался под Ленинградом. Но эти его знаки доблести заслужены были им честно и по справедливости. Старший группы, поняв, что его не переспоришь, демонстративно отвернулся от него.
Вечер между тем продолжался. Первые тосты были произнесены, бутылки со спиртным пошли по кругу. Время от времени кто-нибудь из наших ветеранов косился на столик, где сидел Юнке, и смачно проходился по недобитому фашисту. Почему-то мне показалось, что история этим не закончится, а получит дальнейшее развитие, притом, может быть, даже и совсем неожиданное. Так оно и случилось.