«Прости меня, Дженива, дорогая, но не находишь ли ты, что в этом есть что-то католическое? И вид у него жалкий? В Рождество в моем доме бывают некоторые известные в Уэльсе люди…»
Жалкий вид? Дженива все еще чувствовала этот укол в сердце, тем более что это была правда: вертеп оставался в ее памяти позолоченным, но краска на деревянных фигурках потускнела, а золото местами облетело. Вышитое белое льняное покрывало, на которое ставили вертеп и которое ее мaть называла «цветами на снегу», пожелтело от времени, и на нем даже появились пятнышки плесени, а часть вышивки протерлась.
Разумеется, Дженива подкрасила фигурки и сделала новое покрывало, но слова Эстер причинили ей боль. Сдерживая слезы, она свернула его, но больше всего ее обидело то, что отец так ничего и не возразил. Он помог ей и даже по-своему извинился, но она поняла, что вертеп принадлежал к тем вещам, которые отец хотел бы оставить в прошлом. Так же он мог относиться и к ней самой. Он по-прежнему любил ее, Дженива в этом не сомневалась, но она была кукушонком в его новом гнезде…
Она очнулась от беспокойного сна и села.
Цветы на снегу! Она забыла новое покрывало в гостиной!
Перед тем как втащить Талию в спальню, Дженива бросила все, что несла в руках, на стол, рядом с умывальным тазом. Что, если покрывало уже испачкали? Она должна пойти и забрать его.
Была еще ночь, однако, когда Дженива выглянула из-за полога, она увидела, что камин уже разожгли: огонь лишь подбирался к поленьям, а значит, кто-то совсем недавно пробрался сюда и растопил камин. Может быть, именно это и разбудило ее…
Дженива сунула ноги в комнатные туфли и вытащила шерстяной халат из-под пухового одеяла, куда положила его, чтобы он согрелся. Завернувшись в халат, она достала часы и поднесла к камину, где было светлее. Десять минут девятого! Последние пару дней они вставали на час раньше. Должно быть, кто-то распорядился о более позднем времени отъезда. Дженива с удовольствием обвинила бы в этом лень маркиза, но изменение показалось ей вполне разумным — в короткие зимние дни у них оставалось меньше восьми часов светлого времени на дорогу, поэтому приходилось вставать рано, однако сегодня путь обещал быть коротким, и они могли позволить себе еще немного полежать в постели.
Просунув голову за оконные занавески, Дженива проскребла дырочку в инее, намерзшем на окне. В слабом свете зари белела земля. Слава Богу, это не снег, а иней, но крепкий мороз обещал еще один тяжелый день.
Дженива повернулась и взглянула на дверь, ведущую в соседнюю комнату. Если она встала, то наверняка и маркиз тоже встал. Ничего страшного, если она посмотрит: вдруг он все еще спит?
Подобравшись ближе к двери, Дженива прислушалась и тихонько приоткрыла ее. При свете разожженного камина она увидела на тюфяке неподвижную фигуру, от холода с головой закутанную в одеяла. Сверху для тепла маркиз набросил свой плащ с волчьим мехом.
Будучи справедливым человеком, Дженива вынуждена была признать, что он спокойно воспринял свое положение и маркиза Эшарта нельзя назвать избалованным претенциозным типом.
Она осторожно вошла в комнату. Огонь в камине горел достаточно ярко, и девушка разглядела свои пяльцы с вышиванием, по-прежнему лежавшие на столе рядом с тазиком и кувшином с водой. С ними ничего не случилось, но все-таки лучше, если она их возьмет.
Она сделала несколько шагов, взяла пяльцы, затем снова посмотрела на маркиза. Плащ лежал мехом наружу, и, видимо, поэтому в свете камина черты лица маркиза казались такими мужественными. Темные ресницы казались на нем слишком изящными, словно нанесенные умелой китайской щеточкой, волосы были распущены, и одна длинная прядь лежала на щеке, совсем близко от слегка приоткрытых губ.