Однажды я служил у господина столь тучного, что как бы туго его ни шнуровали, все было бесполезно. Но он был красив, как ваша светлость, если мне позволено так сказать.
– Не заставляй меня краснеть, Тиммс, – насмешливо сказал маркиз, – я не стремлюсь выглядеть Адонисом. Брось комплименты. Итак, какие у меня недостатки?
– У вашей светлости их нет, – просто ответил Тиммс.
Маркиз был удивлен:
–Вот как?
– Может быть, милорд, какой-нибудь строгий критик и пожелает, чтобы ваш галстук был завязан более тщательно или чаще использовались щипцы для завивки волос и пудра. Но зато нам нечего скрывать. Ваша светлость поймет, что непрерывная борьба против природы просто погружает в уныние. Когда вашей светлости понадобился камердинер, я предложил свои услуги, будучи уверенным, что, если позволите так выразиться, милорд, вашу легкую небрежность, может быть, и осудит кто-то, но зато все, что дала природа – лицо, руки, плечи, фигура, – то есть в целом вся персона вашей светлости настолько совершенна, что сравнима лишь с произведением искусства.
– Господи, что я слышу!
А мистер Тиммс вкрадчиво произнес:
– Не позволит ли ваша светлость прилепить одну мушку? Всего одну? Маркиз встал:
– Довольствуйтесь моим идеальным сложением, Тиммс. Где же этот Флетчер? – Он вышел и крикнул своего мажордома, который степенно поднимался по лестнице навстречу. – Ну, мой милый, похоже, твои гонцы собираются целый день выполнять задание?
– Милорд, Джон уже пришел. Ворота Сент-Дени они не проезжали. Ворота Сент-Мартина тоже. Жду теперь Роберта и Митчела и тут же уведомлю вашу светлость.
– Итак, они не проезжали через северные ворота города, – задумчиво сказал вслух маркиз. – А это значит, что он не повез ее обратно в Англию. Какого дьявола он задумал?
Через десять минут явился Флетчер и, как всегда бесстрастно, доложил:
– Роберт узнал, милорд, что почти сразу после полудня почтовая карета выехала из Парижа через Королевские ворота. В карете находился англичанин, почти не говоривший по-французски, и леди.
Маркиз стиснул в кулаке рукоятку хлыста для верховой езды. У него вырвался звук, похожий на рычание.
– Дижон! Вот проклятый наглец! Вели седлать гнедого, Флетчер, и пошли ко мне человека отнести записку мисс Марлинг.
Он сел за письменный стол и, обмакнув перо в чернильницу, поспешно вывел всего одну фразу: «Они уехали в Дижон, я покидаю Париж через полчаса». Отдав записку лакею, маркиз взял шляпу и отправился к Фоли, банкиру герцога Эйвона.
Когда через двадцать минут маркиз вернулся, его уже ожидала во дворе легкая карета, и грум невдалеке прогуливал гнедого жеребца. Увидев, что один из лакеев намеревается поместить в карету две шляпные картонки, маркиз грозно осведомился, за каким дьяволом ему это понадобилось.
– Они принадлежат леди, милорд, – объяснил лакей, заметно нервничая.
– Леди? Что еще за леди? – изумился Вайдел.
Ответом ему было появление в широкой парадной двери кузины Джулианы. На мисс Марлинг была чудесная, необыкновенно шедшая ей шляпка с розовыми лентами, завязанными пышным бантом под подбородком, и в руках перьевая муфта. На лице мисс Марлинг застыла непреклонная решимость.
– А, вот и ты, наконец, Вайдел! – сказала она как ни в чем не бывало.
– Ради Бога, Джулиана, что все это значит? Зачем ты явилась сюда? – направляясь к ней, воскликнул маркиз. – Тебе не стоит ввязываться в это неприятное дело.
Мисс Марлинг упрямо нахмурилась.
– Я еду с тобой.
– Какого дьявола! Ну уж нет! – взорвался маркиз. – Я не собираюсь связывать себя в дороге юбкой.
– Я еду с тобой, —повторила мисс Марлинг.
– Нет, не едешь! – Вайдел сделал знак груму.
Джулиана схватила его за руку.