В "Цеппелине" началось служебное расследование. Поостыв, Кальтенбруннер не стал раздувать скандал. Это уловил Курек и быстро сориентировался. Начальству требовался козел отпущения. Того долго искать не пришлось. Исчезнувший Бородавко как никто другой подходил на эту роль. Доклад о причине провала операции Кальтенбруннер проглотил молча. Волна его гнева быстро пошла на убыль, и тогда Курек вспомнил об "Иосифе".
25 августа 1944 г. в его адрес ушла радиограмма:
"Мы гордимся вашим мужеством и стойкостью. Примите искреннее восхищение обергруппенфюрера вашей преданностью делу. Она будет по достоинству вознаграждена. Мы скорбим о гибели Алоиза. Бородавко - предатель. При встрече ликвидировать. Сохраняйте терпение и рассчитывайте на нашу поддержку и помощь. Согласны с вашим решением покинуть Москву. Продвигайтесь на запад. В интересах нашего общего дела целесообразно закрепиться поблизости от крупного транспортного узла".
В тот же день расшифровка радиограммы легла на стол Барышникова. Ее содержание не оставляло сомнений в том, что в "Цеппелине" по-прежнему сохраняли доверие к "Иосифу". Судя по последнему указанию, Курек с Курмисом рассчитывали использовать его возможности для решения тактических задач: сбора разведданных и проведения диверсий на транспортных магистралях. В определенной степени это упрощало работу оперативной группы Смерш, так как отпадала необходимость изнурительной процедуры согласования с Генштабом стратегической дезинформации, передававшейся "Иосифом" в "Цеппелин".
Несмотря на это, Абакумов не спешил давать команды на активизацию операции и решил на время "подвесить" Курека с Курмисом, а для этого приказал Барышникову погонять "Попова" с "Волковым" по советским тылам. Остаток августа, весь сентябрь и начало октября им вместе с Окуневым пришлось блуждать по лесам Смоленщины и Брянщины. В течение этого времени обе стороны обменивались заверениями в преданности делу и готовности к продолжению работы.
14 октября Смерш сделал решительный ход. "Иосиф" сообщил, что наконец смог закрепиться в Витебске. Расчет Барышникова строился на том, что такой крупный железнодорожный узел должен стать лакомой приманкой для "Цеппелина" и заставить его раскошелиться на новых курьеров, оружие, взрывчатку и деньги. И он не ошибся.
Ответ Курека на радиограмму "Иосифа" последовал незамедлительно:
"Мы рады, что ваши усилия увенчались успехом. Место действия выбрано очень удачно. Нас будут интересовать любые сведения, касающиеся перемещения всех грузов по станции. В первую очередь представляют интерес данные о перевозке танков и артиллерии. А именно типы, количество и направления следования. В ближайшее время планируем направить вам груз: новые документы прикрытия, питание для рации, деньги, оружие, взрывчатку и одежду. О готовности к его приему сообщите".
2 декабря 1944 г. "Иосиф", ссылаясь на надежный источник в администрации железной дороги Витебска, передал в адрес "Цеппелина" собранные через него, а также "личным наблюдением" сведения о перемещении воинских грузов. В ответной радиограмме Курек благодарил за "представление весьма ценной информации и эффективную работу". Через некоторое время ее эффект на своей шкуре испытали гитлеровцы на 1-м и 2-м Белорусском фронтах. Чуть позже "Цеппелин" порадовал своих агентов не только словами, но и подарками. Накануне Нового года оперативная группа Смерш приняла сброшенный с самолета груз: три битком набитых тюка.
Радиоигра "Загадка" снова набрала обороты. "Иосиф" продолжал исправно снабжать "Цеппелин" добротной дезой. В свою очередь, Курек и Курмис не скупились на благодарности и время от времени материально поддерживали боевой дух агентов. Очередная "посылка" была сброшена в ночь с 3 на 4 февраля 1945 г. и принята оперативной группой Окунева, а затем оприходована на складе Смерш.
Берлин же получил ответ:
"Нашли 5 тюков. Два парашюта оторвались от тюков, и один не раскрылся. Сохранились рация, деньги около 95 тысяч рублей, ракетный пистолет и немного пищи. Остальное разбилось. Ждем срочных указаний о дальнейшей работе".
Такая "преданность" агентов не могла не радовать руководителей гитлеровской спецслужбы. Уже на следующие сутки в адрес "Иосифу" ушла очередная радиограмма:
"Сообщите наблюдения о настоящем советском наступлении, в особенности о продвижении транспорта и резервов".
Барышников и оперативный штаб не стали тянуть с докладом и скупиться на информацию. Стремительное наступление частей Красной армии расширяло им возможности для введения в заблуждение гитлеровской разведки. Спустя две недели "Цеппелин" получил подробное донесение "Иосифа". Одно только перечисление типов и единиц тяжелой военной техники, проследовавшей за это время через Витебск, должно было вселить ужас в генералов вермахта. И не только в них. Курек с Курмисом долго переваривали эту информацию и только 2 марта вяло отреагировали.
"Благодарны вам за ценные материалы. Дальнейшие задания следуют".
Но следующих заданий "Иосиф" так и не дождался. 22 марта "Цеппелин" последний раз вышел на связь. Обращение Курека скорее походило на некролог:
"Соратники, долгие месяцы мы вместе с вами вели самоотверженную борьбу с ненавистным большевизмом. Но обстоятельства и судьба так распорядились, что сегодня мы вынуждены отступить. С горечью в душе мы должны сообщить о прекращении оказания вам помощи. Каким бы ни было наше будущее, мы должны жить надеждой. Да поможет вам Бог".
Фашистский режим корчился в предсмертной агонии. В Берлине стало не до агентов, там каждый спасал свою шкуру как мог. "Загадка", которую загадал Смерш, так и не была разгадана в Главном управлении имперской безопасности. Виктора это мало волновало. С этой последней радиограммой "Цеппелина" с него будто свалились невидимые путы. Он снова стал самим собой. Сидя в купе поезда, мчавшего его, Николая и Окунева к Москве, он впервые за 42 месяца учился радоваться бесхитростным мелочам жизни. У него не кружилась голова от мысли, что все это время он был главным действующим лицом в одной из самых блистательных операций советской военной контрразведки, что его имя звучало в докладах генерала Абакумова самому Сталину. Тем более ему было наплевать на то, что его "самоотверженная работа" удостаивалась наивысших похвал фашистских бонз.
А они числили группу "Иосиф" по самому высшему разряду. Спустя три месяца, 26 июня 1945 г., на допросе у следователя Смерш высокопоставленный сотрудник "Цеппелина" Александр Джон показал:
"В разговорах с сотрудниками отдела забросок я постоянно слышал такое мнение, что "Иосиф" - лучшая агентурная группа. До июля 1944 г. группа "Иосиф" давала довольно ценные сведения, которые докладывались шефу службы безопасности Кальтенбруннеру, и, не исключено, что Гиммлеру".
Ошибался Джон только в одном. Группа "Иосиф" действительно работала блестяще, но на Иосифа Сталина.
В те мартовские дни 1945 г. Виктор Бутырин и Андрей Окунев жили тем, чем жили их соседи по купе, тем, чем жила вся страна. Они жили радостью близкой победы! Она звучала в задорных переливах гармони, катившихся по вагону и бурной рекой плескавшихся на станциях. Она оглушила их громом духового оркестра, игравшего на перроне Белорусского вокзала Москвы. Это принимали делегацию будущего правительства Польши.
В стороне от ликующей толпы их поджидал Тарасов. После крепких объятий они сели в машину и отправились в Главк, но в кабинете Барышникова не задержались. В десять часов им была назначена встреча у самого начальника грозного Смерш. С легким волнением Виктор поднимался к нему. Абакумов встретил его широкой улыбкой, прошел навстречу и, крепко пожав руку, возвратился к столу. В его руках появилась картонная коробочка. И когда ее крышка открылась, то в ярком дневном свете блеснула позолота часов.
После теплой встречи у Абакумова Виктор выехал домой. Московский вокзал и родной Ленинград потрясли его. Город походил на больного, только вставшего на ноги. Повсюду виднелись следы войны и жесточайшей блокады. С тяжелым сердцем он поднялся к себе на этаж. На лестничной клетке царила тишина. Из всех жильцов подъезда уцелела одна-единственная соседка - приятельница матери, жившая этажом ниже. У нее оказались ключи от квартиры. За три с лишним года с того дня, когда Виктор добровольцем ушел на фронт, в ней ничего не изменилось. На всем лежал толстый слой пыли. До позднего вечера ему пришлось наводить порядок в комнатах.
На следующий день Виктор отправился в город на поиски друзей и знакомых. И везде его ждало горькое разочарование. Пожалуй, нигде так остро, как в Ленинграде, не давала о себе знать война. Бомбардировки, артобстрелы и голод превратили его в город-призрак. Потеряв всякую надежду встретить знакомых, Виктор забрел в свою бывшую лабораторию. И, о чудо, нашел там ее начальника. Они стали тем немногим, что связывало его с уже ставшим бесконечно далеким довоенным прошлым. Каждое утро Виктор приходил в лабораторию и вместе с ним пытался вернуть ее к жизни. В конце апреля к ним прибавилось еще четверо, и она ожила.
Мирная жизнь с ее маленькими радостями и огорчениями все более властно завладевала Виктором. Он уже стал забывать о войне, но неожиданное появление на пороге Андрея Окунева снова напомнило о ней. Его смущенный вид говорил сам за себя. Виктор понял все без слов и пошел собирать вещи. Служба в Смерше, которая, как ему казалось, навсегда осталась в прошлом, снова позвала его в боевой строй…