Тот, казалось, был больше раздосадован, нежели обрадован тем, что дождь загнал в его гостиницу нежданных гостей.
– Идемте, – наконец сказал ее муж, указывая на деревянную лестницу, по которой уже поднимался хозяин гостиницы. – Кажется, плохая погода сделала эту гостиницу очень популярной. Нам повезло, мы приехали вовремя, одна комната еще свободна.
Комната была не слишком большая. От середины ее скошенный потолок уступами спускался вниз. Единственное крошечное оконце выходило во внутренний двор. В комнате стоял умывальник, маленький стол и кресло. Другой мебели не было, потому что все остальное пространство занимала огромная кровать.
– Можете оставить нас. – Маркиз кивнул хозяину, который молча покинул их. – Ну, сударыня, вот это должно будет заменить нам комнаты, которые я заказал для нас в почтовой гостинице в двадцати милях отсюда. Нам придется ужинать в общем зале, и остается только надеяться, что еда будет сносной.
Кровать похожа на живое существо, чье молчаливое присутствие бросается в глаза и раздражает, отметила про себя Чарити.
– Уверена, так и будет, сэр, – сказала она, бросая шляпку и перчатки на кровать непринужденным, как ей хотелось надеяться, жестом.
– Вы, наверное, захотите привести себя в порядок и, может быть, отдохнуть немного до ужина, – предположил маркиз. – Я оставлю вас, сударыня, и буду иметь честь вернуться за вами, чтобы сопровождать в обеденный зал.
Чарити попыталась представить себе, куда маркиз может пойти в этой жалкой гостинице.
Наверное, в бар, чтобы выпить скверного эля. Вряд ли он придется ему по вкусу. Но сейчас это мало ее заботило. Она испытывала чувство огромного облегчения, оставшись одна, – пусть и в этой ужасной комнате. Никогда прежде Чарити не воспринимала кровать как одушевленное существо. Кровать всегда была для нее лишь мебелью, на которой спят. Однако раньше она никогда не была в спальне с мужчиной. Кроме отца или братьев. Не говоря уж о том, чтобы провести ночь в одной спальне и в одной постели с джентльменом.
«Но я – жена этого джентльмена», – напомнила себе Чарити, лежа на постели, чистой, но очень жесткой и довольно неровной. Она сняла обувь и вытащила заколки из волос.
Филип, наверное, думал о ней сегодня. Воображал себе, как она знакомится с мистером и миссис Эрхарт, их тремя детьми. Наверняка он желал, чтобы они были добры к ней, а дети не слишком действовали на нервы во время поездки. Он смотрел в окно на дождь и волновался за нее. Брат с нетерпением будет ждать ее первое письмо.
«Что бы сказал Филип, – гадала Чарити, – если бы узнал о моем замужестве? О том, что теперь я – Чарити Эрхарт, маркиза Стаунтон, а в один прекрасный день стану герцогиней Уитингсби? Что в течение ближайших недель мне предстоит играть роль пешки в глупой ссоре между маркизом и герцогом, его отцом? Что после этого я стану состоятельной леди с годовым доходом в шесть тысяч, и к тому же обладательницей дома со слугами и собственного экипажа?»
Отец никогда не имел собственного экипажа. Единственной служанкой у них была Полли, которая оставалась с ними все последние десять лет, потому что считала себя членом семьи, да ей и некуда было больше идти.
«О, Фил, – думала Чарити, закрывая глаза. – У тебя будет возможность жить в собственном доме, пожениться с Агнес, завести детей. Жить без груза долгов, оставшихся после отца, без необходимости содержать всех нас. Ты сможешь жить, как подобает сельскому джентльмену».
Ей вспомнились дом и дети. Как Пенни там справляется одна? Ей только двадцать лет, она хорошенькая, добрая девушка. Наверное, мечтает о поклоннике и о замужестве. Здоровы ли дети? Не голодают ли? Есть ли у них приличная одежда? Скучают ли они по ней так же, как она по ним?
«Скоро, – мысленно пообещала себе Чарити, – я снова буду с вами.