Адальбер возмутился:
– Уж не хочешь ли ты и этого тоже пригласить с нами поужинать?
– «Почему бы и нет?» – снова спрошу я. Он ведь пообещал мне очень важные сведения... Я и не думал, что мы с вами так скоро увидимся, – прибавил Морозини, обращаясь к Уолкеру, который поспешил откликнуться на его зов. – Я собирался завтра утром наведаться в вашу газету, чтобы с вами поговорить, но вы меня опередили. Садитесь же, прошу вас...
Уолкер не заставил долго себя уговаривать и не стал возражать, когда Морозини попросил поставить еще один прибор. Напротив, когда в его бокале вскипели первые пузырьки шампанского, на его довольно-таки обаятельном лице с большим насмешливым ртом, кривоватым носом и голубыми глазами, смотревшими прямо и смело, – именно это и делало физиономию привлекательной, – расцвела почти детская улыбка неисправимого лакомки. А появление икры привело его в настоящий восторг.
– Если вы всегда так обходитесь с прессой, нет ничего удивительного в том, что она вас обожает. – Я обхожусь с вами по-дружески, потому что надеюсь на взаимность. Сегодня днем вы кое-что мне пообещали...
– Я об этом не забыл и благодарен вам за то, что вы позволили Марии уйти. Я уже говорил вам, что это очень несчастная девушка.
– Тем не менее она замешана в убийстве Петра Васильева, поскольку явно связана с убийцами. Не забывайте о том, что я видел ее в его квартире вскоре после похищения и что я следовал за ней до места преступления... где она словно по волшебству исчезла вместе с ними...
– Знаю. Она сама мне об этом сказала.
– Вы с ней так близко знакомы?
– Достаточно хорошо знаком! Больше того, именно я устроил ее в Фоли-Рошешуар, не то она умерла бы с голоду.
– Она работает в театре?
– Слишком громкое слово – всего-навсего в мюзик-холле и далеко не лучшем. Она танцовщица. Согласен, красавицей ей не назовешь, но она хорошо сложена, и ноги у нее великолепные...
Затем, повернувшись к Адальберу, который смотрел на него так, словно ждал, что журналист сбежит, прихватив столовой серебро, заметил:
– Я где-то слышал ваше имя: вы, кажется, археолог?
– Египтолог, – уточнил Видаль-Пеликорн, на челе которого начали мало-помалу рассеиваться грозовые тучи. – Вот уж не думал, что мое имя известно господам газетчикам.
– Разумеется, не всем, но я – особый случай. Я всегда пытал настоящую страсть к предметам, выкопанным из земли, которые нередко могут много о чем порассказать. Вот потому и знаю, кто вы такой...
И, сжалившись над Видаль-Пеликорном и желая дать ему время оправиться от смущения, Уолкер принялся неспешно делать себе очередной бутерброд с икрой. Альдо вернулся к прежней теме:
– Мне хотелось бы поговорить с госпожой Распутиной. И чем раньше, тем лучше...
– Что вы надеетесь от нее услышать?
– Надеюсь что-нибудь узнать о ее опасных приятелях. Я вполне готов допустить, что она не участвовала в убийстве Петра, но она все равно остается сообщницей. Кроме того, я убежден в том, что эти люди имеют отношение к убийству в зале особняка Друо.
– Наверное, вы правы, но, пусть даже Мария и была там, к убийству она отношения не имеет. Что касается сведений о тех, кого вы именуете ее опасными приятелями, можете быть уверены в том, что она ничего не сможет вам сообщить...
– А вы-то что об этом знаете? – вкрадчиво спросил Адальбер.
Уолкер наградил его широчайшей и слегка насмешливой улыбкой.
– Неужели вам не приходило в голову, что я с ней уже поговорил на эту тему? Я тоже – лицо заинтересованное, причем в первую очередь! Только представьте себе, какую статью я мог бы написать о своей встрече с Наполеоном VI!
– Вы в курсе? – сухо поинтересовался Альдо. – Каким образом?
– Мария мне о нем рассказала... хотя сама никогда в глаза его не видела.