– Только мании величия нам в этой истории и не хватало! Никогда в жизни мне не понять, почему во все века люди убивали друг друга из-за таких вот штучек...
– Но признайте, по крайней мере, что это истинное чудо! – запротестовал Лэр-Дюбрей, уязвленный в лучших чувствах из-за столь явного пренебрежения к объекту его тайной страсти.
– О, с этим я полностью согласен!..
Комиссар еще несколько секунд рассматривал жемчужину, потом спросил:
– Думаю, в этом здании надежные сейфы?
– У нас здесь установлены самые лучшие, какие только существуют в природе. Даже Французский банк оснащен не более надежно... – Ну так заприте там эту смертоносную красоту и храните до тех пор, пока мы не схватим за шиворот кандидата в императоры! А потом разберемся, что с ней делать, поскольку покупка Ван Кипперта, разумеется, недействительна.
– Действительна. Продажа состоялась. Его наследница вполне может выплатить условленную сумму и забрать жемчужину.
– У нее, наверное, сейчас найдутся другие дела, но, если такое случится, покажите ей послание Его Величества и объясните, что, как бы там ни было, Франция обладает преимущественным правом покупки, поскольку жемчужина входит в число драгоценностей короны.
– Превосходно! – заключил Морозини. – А как вы поступите со мной? Вы меня арестуете, или я могу вернуться домой.
– Ни то, ни другое, «дорогой князь», – ответил Ланглуа с легкой улыбкой. – Вы – очень важный свидетель, и вы нам еще понадобитесь. Так что потерпите немного – и наслаждайтесь парижской весной!
– Но меня ждут торговый дом, жена... не говоря уж о двух детях!
– Мне очень жаль... но почему бы княгине не присоединиться к вам? Кажется, летние коллекции очень удались. А теперь прошу меня извинить, расследование начинается, а мне надо поговорить с семьей жертвы.
Глядя вслед комиссару, приближавшемуся к группе, которая окружала прикрытое одеялом тело, – в ней прежде всего выделялся Мартин Уолкер, – Альдо думал о том, что хорошо бы семья юной Мюриэль состояла еще из кого-нибудь, кроме ее «жениха». Сейчас, склонившись над сидевшей чуть поодаль рыдающей девушкой, мерзавец уже утешал ее с крайне неприятным видом собственника...
– Может, поедем домой? – предложил Адальбер. – Не знаю, что это со мной, но я проголодался.
– Мы в любом случае можем чем-нибудь перекусить, но если ты не возражаешь, я поведу тебя сегодня вечером ужинать в «Шехерезаду».
– Икра, водка, блины, шашлыки и все такое прочее? Тебя, как беднягу Вобрена, тянет к разврату?
– Нет. Мне надо поговорить с Машей. Она и ее братья ушли первыми.
– Тогда предадимся наслаждениям старой России! Но что ты думаешь о предложении комиссара?
– Позвать Лизу сюда? А ты отдаешь себе отчет в том, что вместе с ней приедут близнецы и их швейцарская нянька? Если тебе и захотелось сделаться мучеником, у Теобальда такого желания уж точно нет!
– А что госпожа де Соммьер?
– Тетя Амелия? По последним сведениям, какими я располагаю, она еще не вернулась. И потом, мне совершенно не хочется впутывать Лизу в эту скандальную историю.
– Жалко! – вздохнул Адальбер, питавший слабость к молодой жене Альдо.
– Мне тоже жаль. Ты себе и представить не можешь, как я по ней скучаю... И даже не могу поговорить с ней по телефону, чтобы звонком не спугнуть тень божественного Моцарта!
Но, даже если Коллоредо терпеть не могли резких звуков, Лиза всегда ценила удобства, которые доставляет телефон, и в тот же вечер сама позвонила мужу.
– Как ты догадалась, что мне больше всего на свете хотелось услышать твой голос, душенька моя? – воскликнул он.
– Может быть, это потому, что мне тоже хотелось тебя услышать. Скажи, когда ты собираешься вернуться домой?
– К сожалению, еще не сейчас, – вздохнул Альдо.