В руке оценщик держал какую-то бумагу, но «Регентши» нигде не было видно, и первым делом Морозини осведомился о ней:
– Где жемчужина?
Лэр-Дюбрей поднял на него тусклый взгляд.
– Не волнуйтесь, она лежит у меня в кармане!.. Вот, возьмите! Прочтите это!
И протянул Альдо лист бумаги, на котором печатными буквами было написано следующее: «Незачем продолжать торги или устраивать новые. Любого, кто посмеет купить жемчужину Наполеона, постигнет та же участь, потому что Великая Жемчужина может принадлежать только мне. Так угодно господу, и я сумею завладеть ею, когда придет время...» Подпись была совершенно немыслимая, и Морозини прочел ее вслух:
– Наполеон VI? Ничего себе! Вы о нем что-то раньше слышали? А откуда это взялось?
– Понятия не имею! – откликнулся оценщик. – Что же касается Наполеона... Наверное, полупомешанный какой-то, а может, и совершенно ненормальный...
– Или просто-напросто человек, чья прабабушка... облагодетельствовала Императора? – самым любезным тоном вступил в беседу Адальбер. – Нечто вроде того, что произошло с Людовиком XV: никто не может в точности сказать, сколько у него потомков.
– Как бы там ни было, моих проблем это не решает. Не хотите ли вы теперь объяснить мне, что я должен делать с этой треклятой жемчужиной?
Мэтр Лэр-Дюбрей должен был пережить сильнейшее потрясение, чтобы прибегнуть к такому грубому выражению, -этот человек был истинным воплощением высокого стиля.
– Думаю, лучше всего будет вернуть ее вам, дорогой князь, -со вздохом прибавил оценщик.
Ответить Альдо не успел: внезапно рядом с ним оказался Жорж Ланглуа.
– Так, значит, это вы... «дорогой князь»... выставили ее на продажу? Так я и думал. А отсюда до того, чтобы догадаться что именно она и была сокровищем, исчезнувшим из квартире Васильева, всего один шаг, – насмешливо закончил он. – И вы, разумеется, сделали этот шаг? Незачем хитрить дальше, – сдался Альдо. – Да, это я поручил «Регентшу» заботам мэтра Лэр-Дюбрея.
– А до того она лежала в камине на улице Равиньян?
– Да.
– Не хотите ли вы в таком случае объяснить мне, по каком праву ее присвоили? У этого действия есть название, «дорогой князь», не говоря уж о том, что мы имеем дело с сокрытием вещественного доказательства.
Тон Ланглуа сделался угрожающим, но Альдо не обратил на это внимания. Постаравшись обуздать закипавший в нем гнев, он холодно произнес:
– Никто и никогда еще не осмеливался назвать меня словом, которое у вас на уме, «дорогой комиссар». И я не присваивал «Регентшу». Я отнес жемчужину законному владельцу, князю Феликсу Юсупову, который не захотел ее взять и попросил меня оставить ее себе и выставить на торги...
– И, разумеется, князя сейчас здесь нет и он не может подтвердить ваши слова?
– Он на Корсике, и нельзя сказать, чтобы это было на краю света. Так что спросите у него!
– Не премину, но этим еще не объясняется, почему вы решили совершить противозаконное деяние: вы должны были отдать мне жемчужину!
– И что бы вы с ней сделали? Заперли бы в сейфе, где она пролежала бы до греческих календ? А Юсупов пожелал, чтобы деньги, вырученные от продажи, помогли облегчить участь несчастных...
– Только что из-за нее убили человека. По-вашему, так вышло лучше?
На этот раз вместо Альдо ответил Лэр-Дюбрей. Протягивая комиссару листок бумаги со странным посланием, он произнес:
– И, если верить вот этому, она убьет еще и других. Так что я возвращаюсь к первому своему вопросу: что мне с ней делать? – с этими словами оценщик вытащил из кармана подвеску и протянул ее полицейскому на раскрытой ладони.
Полицейский взял сначала письмо, бросил на него взгляд, потом сунул в карман, после чего поднял с ладони оценщика «Регентшу» и несколько мгновений рассматривал ее в свете ярких ламп аукционного зала.