Том, как обычно, сдержал свое слово и вскоре преподнес ей великолепное платье из чудесного шелка цвета аметиста. К платью прилагалось аметистовое ожерелье и кольцо.
В ту ночь он потребовал, чтобы Эстер оделась, как на бал, высоко подобрала волосы и обула туфельки из тончайшей кожи. Затем, очень медленно, начал все это снимать. Все, кроме аметистового ожерелья, остававшегося на ней в течение долгой ночи любви.
Перед отъездом Эстер робко спросила:
— Я хорошо выгляжу, Том?
Он взглянул на нее, нежно провел рукой у основания ее шеи и прошептал ей на ухо:
— Очень хорошо, Эстер, хотя мне больше нравится, когда на тебе одни только аметисты… но для бала это не годится… может, позже.
Краснея и улыбаясь, поскольку Том всю дорогу расписывал ей удовольствия, которые ждут ее по возвращении домой, Эстер вошла в дом губернатора более уверенной в себе, чем когда бы то ни было. И это лишь доказало, какой плохой пророчицей она была.
Поначалу Эстер была слишком счастлива, чтобы что-либо замечать. Но вскоре поняла, что они с Томом находятся в центре всеобщего внимания, и это внимание не всегда было приятным.
Том тоже это заметил, и его лицо помрачнело, но жене он ничего не сказал. Он решил забыть о собственной неловкости и позаботиться о том, чтобы Эстер было хорошо. Эстер, в свою очередь, не обращала внимания на кивки, подмигивания и усмешки. Рядом с Томом, она чувствовала себя защищенной.
В просторном бальном зале было слишком жарко. Том отвел Эстер в укромный уголок рядом с оранжереей, где было гораздо прохладнее. Они немного посидели, глядя на гостей, а затем Том отправился за прохладительными напитками, оставив жену слушать музыку и любоваться танцорами. Сам он танцевал редко.
— Меня этому не учили, — пояснил он. Эстер часто задумывалась о том, чему же он учился и где, но Том никогда не рассказывал ни ей, ни кому-либо другому о своем прошлом.
Двое офицеров, в одном из которых Эстер узнала по голосу Джека Кэмерона, прошли в оранжерею, чтобы выкурить по сигаре. Они стояли рядом с дверью, не догадываясь о присутствии рядом Эстер. До нее доносился их смех и болтовня.
Разговоры и табачный дым начали ее раздражать. Она уже собиралась отправиться на поиски Тома, как вдруг услышала свое имя.
— Все-таки он затащил в постель свою дурнушку, — хрипло заметил незнакомец. — Недели две назад, как я слышал, и они неплохо порезвились: двое суток из койки не вылезали. Пора выплачивать выигрыши, Джек. Когда я получу свои деньги?
— Не знаю, дружище. Он затащил ее туда, верно, но как долго это продлится? Том Дилхорн обведет вокруг пальца кого угодно, уж в этом можно быть уверенным, но захочет ли она и дальше развлекаться с этой скотиной? Нет уж, мы подождем и посмотрим, что будет, прежде чем платить ему… или кому-либо другому.
— Ты такой же хитрый дьявол, как и он, Кэмерон, — возразил офицер. — Я хочу увидеть свои деньги.
— Что ж, ему понадобилось больше двух месяцев, чтобы добиться своего, так что скоро она оставит его с носом. Даже Дилхорн не может все время побеждать.
Его собеседник помолчал какое-то время, затем спросил:
— Ты видел ее сегодня, Кэмерон?
— Не имел удовольствия, — заржал Джек. — Если это можно назвать удовольствием!
— Признаться, она не такая дурнушка, как раньше. И этот ублюдок Дилхорн денег на нее не жалеет. На ее тощей шее висит ожерелье из аметистов, стоимостью в целое состояние.
Кэмерон заржал снова.
— А я-то думал, что Дилхорн увивается за Сарой Керр. А эта ей и в подметки не годится. Впрочем, если он заваливает ее аметистами, это его личное дело. Наверное, он купил их на свои выигрыши.
Офицеры ушли, и Эстер ничего больше не услышала. Она застыла на месте, оглушенная ужасной правдой. Том нарушил свою сделку не из любви к ней, а для того, чтобы победить в споре.