Техасец нервничал весь день, словно угодивший в западню кугуар. До сих пор Ник считал, что у этого парня нет слабостей. Казалось, он напрочь лишен любых эмоций, даже после того как на него напала из засады Лори. Он просто продолжал делать свое дело в той же действенной, бесстрастной манере. За десять дней этот вечер был первым, когда Морган Дэвис проявил склонность к состраданию, хотя Ник признавал, что он и не был нарочито жесток. Просто весьма и весьма осторожен.
И эта осторожность не покинула его до сих пор. Ник не тешил себя напрасными надеждами: Дэвис не пропустит ни одного, даже чертовски маленького шага с его стороны. Рука Моргана всегда рядом с револьвером, и Ник знал, что, несмотря на рану, он столь же проворен, как и раньше. Это доказала та схватка возле хижины. Он подумал было, что благодаря ране рейнджера у него появился шанс, пусть даже он в наручниках, но этот парень, похоже, не чувствует боли. Вдобавок он не устает так, как устают обычные люди.
Даже Лори не вызывала обычного обезоруживающего эффекта, хотя Ник не упускал мимолетных взглядов, бросаемых на нее техасцем. Заметил он и интерес Лори к этому парню. Он никогда не видел такого блеска в ее глазах, — блеска, который она не могла утаить, когда глядела на Дэвиса.
А тут еще тот проклятый поцелуй. Ник надеялся, возможно против логики, что поцелуй всего лишь один из трюков Лори, хотя и не слишком умных, и что рейнджер лишь взял то, что ему было предложено. Но теперь Ник засомневался. Именно поэтому он и хотел бы посадить ее на дилижанс утром. Насколько он знал, рейнджер был первым мужчиной, которого ей не удалось обернуть вокруг своего прелестного мизинчика. Она определенно очарована им, Лори нуждалась в сильном мужчине под стать ее упрямой натуре, но рейнджер — мрачный и бездушный человек, он высушит ее душу.
Эта мысль снова заставила его потереть свои кисти. Они все еще болели, как болели лодыжки в местах, где их натерло железо кандалов. Горячие ключи помогли, но тогда ему помешала одежда и наручник, оставленный рейнджером на его руке. Сейчас он оказался свободен от железа впервые за десять дней, и это было чертовски хорошо.
Рейнджер все еще смотрел на улицу. Он казался хищником, настороженным и гибким, готовым напасть. На миг Ник задумался над тем, что сделало его таким, этого парня с его, Ника, лицом.
А иногда совпадали и их мысли и чувства. Он снова вспомнил о той странной мучительной боли, испытанной им, когда рейнджер опалил собственную рану. Он готов был поверить в узы крови, не будь эта мысль совершенно несостоятельной. Возможно, у них был общий предок где-то в далеком прошлом. Но даже это казалось невероятным. Рождение Ника было зарегистрировано в Денвере, он был сыном Джонатана и Флер Брэден. Рейнджер был техасцем и никем иным.
Нет, здесь нет никакой связи, лишь дьявольское совпадение.
Время истекало. Ник наклонился, поднял мыло и полотенце и начал мыться. Из-за озорства Лори у источника у него не было времени вымыться как следует, и он сделал это сейчас. Господи, как приятно вымыться после долгого и тяжелого путешествия. Он начал намыливать левую ступню, и сквозь пыль и грязь проступило родимое пятно — «полусердце», которым его бывало поддразнивала Лори. «Здесь только половинка сердца, — говаривала она. — А где же другая половинка?» — «Ты украла ее давным-давно», — отвечал он ласково, как бы завершая ритуал. И это так и было, с ее капризами, любопытством и страстной преданностью. Преданностью, способной теперь, как он опасался, уничтожить ее.
Стук в дверь прервал его мысли. Рейнджер быстро прошел через комнату и открыл ее.