Сначала у "Гражданского достоинства" была идея затесаться в толпу и провоцировать тусовки, обсуждающие политику (позднее митинги часто превращались именно в такое действо). Но "общинники", которые уже участвовали в митинге зеленых, хотели чего-то более грандиозного, чтобы была возможность до появления властей привлечь максимальное внимание прохожих. Сошлись на том, что можно провести демонстрацию. Финальное место определялось традицией диссидентских выступлений – Пушкинская площадь. Там нашли удобное место перед комбинатом "Известия" (заодно и пресса из окон увидит, что творится). Здесь предстояло возникнуть московскому Гайд-парку. Маршрут прорабатывали в строжайшем секрете на местности.
Поскольку социальных поводов для выступления не было, то главным требованием несанкционированной демонстрации была сама свобода митингов как таковая, то есть отмена "временных правил". Предлагалось устроить свободу явочным порядком и уже в ходе митинга говорить, кто о чем хочет: излагать программы, обсуждать текущее политическое положение. А политическая ситуация как раз предъявила неформалам еще один повод для выступления – выборы на партконференцию.
В это время волну возмущения в среде демократической общественности вызвали махинации во время выборов на XIX партконференцию. КПСС все еще воспринималась как руководящая структура общества, а выборы на партконференцию – репетицией выборов в парламент. "Трудно назвать хотя бы один московский район, где не были бы зафиксированы нарушения условий выборов, спуска вниз кандидатур, заваливание неугодных", – говорилось о XIX партконференции в воззвании "Социалистической инициативы". Впрочем, эта организация, несмотря на приглашение, не примет участия в демонстрации 28 мая.
"Общинники" относились к выборам на конференцию скорее как к поводу для критики КПСС. Недемократичность выборов доказывала недемократичность правящей партии. "Проталкивать" либералов было бессмысленно, так как те не взяли никаких обязательств перед оппозицией ("общинники" встречались в это время с Ю. Афанасьевым, но переговоры кончились ничем).
Вспоминает В. Гурболиков: "Наше отношение к либералам-коммунистам перед митингами определялось фразой Ленина: "Пролетариат борется, буржуазия крадется к власти".
"Общинники" скептически относились к парламентаризму, но желание привлечь к демонстрации дополнительное влияние и оказать воздействие на ход борьбы в верхах сделали свое дело – одним из лозунгов демонстрации было: "Конференции – честные выборы!"
Другие лозунги были посвящены программе неформалов. "Цель акции заключалась в том, чтобы показать всему миру, что в СССР есть оппозиция со своими идеями, потребовать свободы для изложения своих взглядов".
Вспоминает А. Исаев: "Учитывалось, что приедет Рейган, и может быть, нас не рискнут разгонять в этот день, хотя, конечно, попробуют отомстить потом. В последний момент выяснилось, что 28 мая, на которое мы назначили акцию, – день пограничника, и власти могут организовать нападение "пьяных погранцов". Была прекрасная возможность нас отметелить. В общем, опасений было множество. Но тогда Шубин занял очень твердую позицию – нужно выступать. Обратной дороги нет. И мы приняли историческое решение – выступать во что бы то ни стало".
Идея демонстрации вызвала открытый раскол в Федерации социалистических общественных клубов – "Социалистическая инициатива" отказалась участвовать в выступлении. "Когда мы с этой идеей выступили, то Кагарлицкий и Малютин выступили против:
Вспоминает В. Гурболиков: "Дело обреченное, опасное, этого делать не нужно". Интересно, что позднее, когда демонстрантов стали разгонять и бить, они вдруг проснулись и стали говорить, что нужно все же выходить".
НАЧАЛО МИТИНГОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ
ПЕРВАЯ МАССОВАЯ демократическая демонстрация 80-х была подготовлена тщательно и скрытно. В. Золотарев вспоминает, что разработка конспиративного плана начала демонстрации принадлежит "общинникам", которые "культивировали в себе конспиративность и играли в эту игру более основательно". Участники скрытно собрались в трех местах, и в условленный час вышли на площадь перед Большим театром, где их ждали заранее оповещенные корреспонденты.
Вспоминает В. Гурболиков: "Видимо, власти не знали, где акция точно произойдет, и к Большому милицию не нагнали".
С. Митрохин так описывал происходящее: "Дата 28 мая, уже славная именем Матиаса Руста, войдет в историю как праздник, имя которому – разгул демократии… 15.55. В сквере перед Большим театром собираются всевозможные неформалы… 16.00. По призыву организаторов (А. Исаева, А. Шубина, В. Золотарева) демонстранты деловито размещаются на ступенях Большого театра. Между колоннами ко всеобщему соблазну (а частично и шоку) развивается черное знамя Анархии с нашитой посредине красной звездой. На обозрение прохожих и многочисленных операторов (и оперативников) выставлены плакаты с лозунгами: "Вся власть Советам!", "Долой временные правила!", "Социализм для народа, а не народ для социализма", "Социализму – кооперативную основу". Участникам раздаются листовки: "Общественно-политические клубы добиваются создания прочных правовых гарантий демократизации".
Со ступеней театра к собравшимся и случайным людям обратился А. Василивецкий, который призвал всех принять участие в демократической демонстрации. Неформалы развернули лозунги.
Появилась милиция, принялась перекрывать выход к улице Горького. Но демонстрация вдруг "исчезла". Колонна примерно в 200 человек двинулась не прямо на улицу Горького, а через переулки. До выхода из переулков оставалось совсем немного, когда дорогу перегородили три милиционера с мегафоном. Офицер обратился с вопросом: "Кто старший?" Возникло замешательство. На амбразуру бросился В. Золотарев: "И тут я, воспитанный в наивных традициях, выхожу вперед и говорю: "Я – организатор".
Они: "Вы – организатор?" Я: "Да". "Ну пройдемте" – говорят. В момент этого разговора кто-то дал толпе знак, и она начала обтекать нас: вышла на проезжую часть, остановила троллейбус (он тогда еще ходил по Пушкинской) и проследовала мимо нас вверх по улице".
Демонстранты запели "Варшавянку" и, пользуясь численным перевесом, обтекли милицейский заслон. Золотарева сначала повезли в отделение, но затем отпустили. Колонна вытекла на главную улицу столицы. Митинговая революция началась.
С. Митрохин продолжает: "Процессия тронулась в путь, являя притихшему обывателю центральных улиц весьма колоритное зрелище.
Впереди и по бокам колонны, ракообразно пятясь и неимоверно извернувшись всем телом, роятся обладатели съемочной аппаратуры. Шествие возглавляет Андрей Исаев. Вкрадчиво вышагивая и немного пригибая голову, он сжимает в своих руках древко черной хоругви. Следом за ним, на соответствующем расстоянии от лидера пять или шесть человек несут красное полотнище с желтыми буквами: "Свобода без социализма – это привилегия и несправедливость, социализм без свободы – это рабство и скотство"…
Затем приступаем к своеобразному политическому бадминтону. Зычный голос назойливо выкрикивает (словно подбрасывая) злободневное словцо в дательном падеже: "Перестройке!…" – и изготовившиеся партнеры парируют эту подачу немудреным и односложным "Да!!!" "Бюрократии!…" – "Нет!!" – "Конституции!…" – "Да!!!" – "Временным правилам!!!…" – "Нет!!!"
Прохожие реагировали на это невероятное по тем временам действо по-разному, но весьма эмоционально. Одна женщина кричала: "В советское время – такое делают!" Бурно обсуждали, что значит черное знамя – не пиратское ли. Два ветерана присоединились к шествию со словами: "Вперед, ребята, как до Берлина!" По дороге демонстрация обросла случайными прохожими, которые шли немного сбоку, любопытствуя, чем кончится.