Ранней весной 1942 года Рая записалась добровольцем в армию. Попала к саперам, в 177-ю колонну, возводившую оборонительные сооружения на Карельском перешейке. Угроза наступления противника с севера не ослабевала, командование заблаговременно принимало меры. Полоса надежных укреплений позволяла сдерживать врага меньшими силами, часть снятых войск можно было перебросить на южное направление.
В военном городке в Грузино получили девушки обмундирование, там же принимали воинскую присягу. Обмундирование – фуфайка, шапка, ватные брюки – не очень согревало на морозе, особенно доставалось ногам в холодных ботинках. Бывшая швея выкроила, сметала бурки, достала галоши – теперь хоть куда! Но радость была недолгой: после пожара в дизкамере вся одежда и обувь сгорели дотла. Когда выскочили из бани – только огонь и дым!
Нашлись какие-то комбинезоны – надевали их без белья, да неуклюжие, на деревянной подошве "шанхайки"… Теперь трудно представить, какую цену в ту пору имели шинель, гимнастерка, каждый клочок ткани. Хлопок тоже относился к стратегическому сырью, и тот, что отправлялся на текстильные фабрики, был не лучшего качества.
Военные строители получали скудный паек, а работа требовала сильных рук. Пилили лес, подвозили бревна, делали из них срубы для огневых точек, засыпали камнем, щебенкой пустόты. В еде Рая с детства привыкла обходиться малым – это, может, и спасло ее в самые голодные месяцы зимы 1941–1942 годов. (И сейчас в свои девяносто два Раиса Дмитриевна считает, что ее бодрость, подвижность во многом зависят от умеренной, скромной трапезы, хотя для семьи любит готовить и борщи, и пироги, и студень.) Для сотен, тысяч строителей, целый день работающих на морозе, немалое значение для подкрепления сил имело горячее питание. Полевые кухни располагались тут же, под открытым небом, рядом со строительством.
Одно время Рая обеспечивала кухни топливом: пилила деревья, рубила хворост, подтаскивала заготовленное к дороге. Дали ей и лошадь. Намучилась с этой трофейной, из финского хозяйства, животиной. Не понимала она наших "но!" и "тпру!". С большим трудом удавалось вовремя подвезти топливо, чтобы не сорвать обед.
Для строительства огневых точек, блиндажей, других оборонительных сооружений требовался добротный, качественный лес. Окрестные массивы были уже порядком вырублены. Бригады саперов-девушек стали отправлять на заготовку леса на восточный берег Ладоги; послали и Раю. Штормовая Ладога встретила неприветливо, немецкая авиация и в такую погоду не оставляла водную трассу в покое. Пароход попал под бомбежку, отбивался очередями зенитных пулеметов.
Лесные участки, куда прибыли девушки, располагались в районе деревни Заборье. Начиналась зимняя пора с жестокими ветрами, метелями. Работать приходилось в глубоком снегу. Заготовки велись по технологии: срез от комля 20 см, диаметр ствола внизу не менее полуметра, чтобы из одного дерева можно было нарезать три "наката" длиной по восемь с половиной метров.
Эти восьмиметровые бревна взваливали на плечи и гуськом несли к штабелям. Кто нес!.. В их бригаде были и 16-летние девчушки, никогда в жизни, конечно, не державшие в руках пилы и топора. Какое представление могли иметь они, в том числе и Рая, о заготовке строевого леса? Лесоповал – дело непростое, опасное. Подступив к сосне-великану, задрав голову, решали-рядили, с какой стороны подрубать. Не раз бывало: почти спиленное дерево, которое должно рухнуть, стоит, не валится, а подступить к нему опасно – в любую секунду эта высоченная колонна может ухнуть в совсем неожиданном направлении. Однажды Рая, оседлав поваленную сосну, рубила сучья; упавшая рядом махина ударила по комлю, лежавшему на другом дереве. Подброшенная вверх, как из катапульты, девушка взлетела на несколько метров и упала в снег, рядом с бревном…
Здесь, на отшибе, предоставленные сами себе, они терпели еще больший голод, чем в строительной колонне. Там имелись походные кухни, было налажено на виду у начальства какое-никакое снабжение. Измученные голодом, решили как-то наведаться в деревеньку на противоположном берегу – может, чем-то разживутся… Ничего они не добыли в голодной опустошенной деревне, только несколько картофелин. Возвращались по набухшему, готовому вот-вот тронуться льду. У самого берега, пока они ходили, образовалось разводье, хочешь-не хочешь – прыгай. Так, по пояс в обжигающей воде, и выбрались к ледяной кромке.
Снова Ленинград
От станции Сортировочная-Московская до Рыбацкого возводился рубеж, включающий 18 опорных узлов, с продуманной системой сообщений, складов боеприпасов. В составе 127-го военно-строительного отряда Раиса Дмитриевна трудилась на бетонных работах. Строительство шло безостановочно, днем и ночью, готовый бетон по транспортировочным лентам шел вниз, заполняя опалубку, арматурные решетки. Короткая война 1939–1940 годов многому научила и наше командование, и военных строителей. Не наскоро отрытые деревянно-земляные "точки", а мощные бетонные сооружения, опорные узлы при небольшом количестве пулеметчиков, артиллеристов, могли сдерживать наступление батальонов, полков…
В войне наметился перелом, но до ее завершения было еще далеко. Фронту требовалось многое и, конечно, обмундирование для миллионов бойцов. За полтора-два года, когда все было брошено на производство вооружений, армия основательно "обносилась" – бойцы воевали в чиненых-перечиненных гимнастерках, шинелях. Легкая промышленность получила задание обеспечить одеждой, обувью фронт, из армейских подразделений стали отзывать специалистов этой отрасли. Так Раиса Дмитриевна оказалась на швейной фабрике им. Володарского…
Война продолжалась, а на войне, на острой грани между жизнью и смертью, многое необъяснимо. И позже снова и снова возвращается из глубин памяти…
В самом начале, в 1941-м, когда по Литейному еще ходили трамваи, возвращалась Рая домой. Короткая задержка в пути – нетерпеливо выскочила из вагона, пробежала с десяток шагов… Сзади взрыв – попадание снаряда…
Однажды в "Норде", напротив Гостиного, давали по сахарным талонам конфеты. Постояла в очереди с полчаса и передумала. Две-три минуты спустя, там, где она только что говорила с женщинами, – грохот взрыва… И еще помнит Раиса Дмитриевна до сегодняшнего дня один сон. Тогда, в 1943 году, он озадачил ее. В поле, за столом – брат Володя в летной форме. Рая с Тоней, женой Володи, хотят подойти к нему, но он их гонит прочь: "Уходите! Что вам надо тут?" – "А ты почему здесь?" – "Я жду Лёню".
Владимир Дмитриевич погиб тогда же, в 1943-м (только спустя 62 года родные узнали, где погиб отважный летчик, до этого считался пропавшим без вести). Леонид Иванович, муж Раисы Дмитриевны, пал смертью храбрых чуть позже. Вот и ждал его летчик на том поле, за столом…
На плацах военных городков, учебных полков, военных училищ, на пустошах, полянах, среди редколесья на кромке полей принимали присягу пехотинцы, артиллеристы, танкисты, летчики, немолодые отцы семейств и еще по-детски застенчивые парнишки. Принимали присягу и они, девушки, рядовые саперных частей.
Принимали присягу Родине, каждой ее деревушке, каждой реке, холму, этому редколесью – всей земле предков, ее будущим поколениям, которым после Победы на этой земле жить.
СОЕДИНЕННЫЕ ВОЙНОЙ
От Удельной, где прошли ее детство и отроческая пора, до старинного дома на Фонтанке, в котором семья Соломиных живет много лет, можно доехать за час-полтора. Добраться дорóгой памяти до сегодняшнего дня – все равно, что заново прожить жизнь…
Неверно, что к войне страна не готовилась. Все предвещало грозу, иначе зачем бы четырнадцатилетняя девчушка пошла с мамой на курсы сандружинниц при жилконторе в Удельной? (Эти курсы и определили впоследствии военную судьбу Искры Александровны.) И все же грянувшая гроза ошеломила. Думали, война – это когда-то нескоро, в будущем…
В летний солнечный день это будущее, как порыв бури, распахнуло дверь их дома, и ушли в эту дверь, на войну, шестнадцатилетний брат Володя, сестра Люда и, конечно, папа – Александр Иванович… Мама, помня петроградский голод 1919-го, успела заготовить скудные припасы, в том числе и две большие плитки жмыха, купленного в фуражном магазине. (В те времена на окраинах Ленинграда многие держали живность, да и автомобильный транспорт еще не вытеснил гужевой.) С уходом отца на фронт мама устроилась сторожем в совхоз "Первое мая", получив настоящую винтовку. Уезжать в неизвестность, в эвакуацию, семья отказалась. Не верилось, что война затянется на годы… В Выборгском военкомате, куда Искра Смирнова и ее подруга Вера Чайкина обратились с просьбой взять их в армию, им отказали – маловато годков. Не могли они, воспитанные в советской школе, оставаться без дела, безучастно смотреть на общую беду. А голод с первых месяцев навалился быстро и жестоко. Девчушки ходили по квартирам, помогали тем, кто обессилел, не мог встать.
В небе, еще хранившем прощальный отсвет белых ночей, появились аэростаты. И начались жестокие бомбежки. В сущности, они и были дети, без страха наблюдавшие во время налетов за воздушными боями. Детская душа не знает страха, не верит, что есть на свете смерть. А она была уже рядом. В конце октября от истощения в их доме умерла первая семья… В ноябре, на улице, первый раз увидела, как тихо оседает в снег умирающий человек. Пыталась его поднять – но сколько у нее самой было силенок!.. К тому времени, как несовершеннолетний, из армии вернулся брат, стал работать вместе с мамой.
Весной их семью переселили в центр. В коммуналке из девяти комнат "живой" была только одна. Переезд не радовал – попали, как говорится, из огня да в полымя. Центр каждый день "накрывала" немецкая дальнобойная артиллерия, ночью щедро "угощали" самолеты. По тревоге бежали на чердаки, наверх, где были заготовлены ящики с песком, брезент…