Купленные рабы дожидались своих новых хозяев в огороженном месте на краю лужайки. Он предположил, что именно туда его и ведут. Его ранам было бы предоставлено заживать самим по себе, да только его новая хозяйка жалостливая. Горький смех сотряс его, усугубив боль. Сам факт, что она купила его – купила! – свидетельствовал о ее сострадании. В своей новой жизни в качестве ее раба он мог рассчитывать на хорошее обращение.
Она ждала позади платформы, пока его тащили вниз. Охранники остановились, уставившись на нее оценивающе и не слишком уважительно, когда она подошла к ним, к нему, не обращая внимания на глазеющую толпу. Она подошла не слишком близко, но достаточно, чтобы заставить его взбешенно осознать, как он должен вонять, какой он грязный и униженный. Он нетвердо держался на ногах, от боли потея и стискивая зубы, но все равно попытался оттолкнуть руки охранников. Это было ошибкой. Один из них резко ткнул его локтем в покалеченные ребра, отчего мучительная боль ножом пронзила его внутренности. Джосс застонал, закрыв глаза, когда холодный пот выступил на лбу и верхней губе.
– Эй, вы, больше не делайте так! Я не желаю, чтобы его били, вы слышите? – Она бросилась на его защиту. Застигнутые врасплох, охранники отпустили его и отошли. К своему ужасу, он обнаружил, что ноги больше не держат его. Он упал на колени, затем, не имея возможности удержать себя с помощью рук, повалился на бок на мягкий ковер пыльной травы. Мир вокруг него покачнулся и тошнотворно завертелся. Впервые в жизни он подумал, что может потерять сознание.
– Вы сделали ему больно! – вскрикнула она и, опустившись на колени рядом с ним, дотронулась до его потного, грязного виска своими прохладными пальцами. От ее прикосновения желудок у него сжался. Она по крайней мере не относилась к нему как к животному, но он не мог позволить ей сделаться предметом насмешек, понимая, какие порочные мысли бродят в мужских умах. Какая пища для их непристойного воображения… Он стиснул зубы и заставил себя открыть глаза. Мир по-прежнему раскачивался, но, сосредоточившись на ее лице, он смог силой воли удерживать себя в сознании.
– Убирайтесь от меня! – прорычал он так, чтобы больше никто не услышал, и был рад и в то же время огорчен, когда глаза ее расширились и она отшатнулась. Глядя на нее волком, он сделал безуспешную попытку сесть, чтобы потом подняться на ноги, но обнаружил, что в таком ослабленном состоянии даже сидеть ему не под силу. Боль накатывала при малейшем движении. Оставалось либо постараться сохранять сознание, либо начать двигаться и рисковать подвергнуться унижению обморока. Он предпочел первое, снова закрыв глаза, когда очередная волна боли вновь накрыла его с головой. Когда он наконец открыл глаза, то обнаружил, что она по-прежнему сидит на корточках рядом с ним и край ее юбки почти касается его руки, а лицо заполняет поле зрения. Она хмурилась, глядя на него, и выглядела такой очаровательно обеспокоенной и такой свежей и красивой, что душа у него заныла сильнее, чем побитые ребра. Ее близость вновь заставила его помрачнеть.
– Проклятие, мне кажется, я велел вам убираться от меня! – Ярость, испытываемая им, превратила его слова в злобное шипение. Вместо того чтобы вскочить и убежать, как он ожидал, она протянула руку и дотронулась до его ребер, словно проверяя повреждения. Прикосновение ее руки, скользящей так интимно по его боку, взбесило его. Он дернулся вбок от ее руки и заплатил за это очередной кинжальной болью.
– Теперь все будет хорошо, вот увидите, – мягко сказала она ему, не обращая внимания на все его попытки оттолкнуть ее. Затем какой-то коренастый мужчина с грубоватым лицом надвинулся сзади, схватив ее за локти, и поставил на ноги.