* * *
Побоище на Ждан-горе резко изменило ситуацию в регионе. Давненько Господин Великий Новгород не терпел столь сокрушительного поражения. Потери среди новгородцев были очень велики, причем погибли лучшие: "И убиша посадника новгородьскаго Иванка, мужа храбра зело, месяця геньваря въ 26, и Петрила Микульциця и много добрыхъ муж" (Новгородская I летопись старшего извода). Правда, после этого летописец сделал некую утешительную сентенцию: "А суждальць боле". Дескать, наших погибло много, но ворогов ещё больше. Но тут возникает закономерный вопрос: а где, собственно, новгородский летописец разжился подобной информацией? Однозначно, что те его земляки, которые принимали участие в битве, об этом ему сказать не могли, поскольку бежали с поля боя. А оно осталось за суздальцами. Да и Долгорукий вряд ли отправлял в Новгород отчет о собственных потерях. Поэтому данное высказывание можно смело считать фантазией летописца, выдающего желаемое за действительное. В итоге Новгород на какое-то время выбыл из войны, и на северных рубежах Ростово-Суздальской земли воцарилось спокойствие.
Однако победа Долгорукого обернулась ещё более неожиданными последствиями, и коснулись они всей Руси в целом. Причем самым негативным образом.
Дело в том, что после возвращения ратников из злополучного похода перед новгородцами встал извечный вопрос: кто виноват? Крайнего нашли быстро: князь Всеволод Мстиславич, тот самый, который втянул их в войну с Юрием на стороне Ольговичей и самый первый удрал с поля боя во время битвы у Ждан-горы. Вот тут ему всё и припомнили. В русских летописных сводах приводится весь перечень тех обвинений, которые вечевики предъявили своему князю: "1) что не любит простого люда, а почитает одних вельмож; 2) хотел, обругав Новгород, княжить в Переяславле; 3) пойдя на суздальцев и не бившись крепко, прежде других с боя ушел; 4) любит игры и охоту ястребов и собак, по полям ездить, а судить и правосудие для людей чинить не прилежит; 5) велел нам со Всеволодом Олеговичем союз учинить, а ныне велит снова отстать" (В.Н. Татищев).
В итоге князя Всеволода Мстиславича вместе с семьей засадили за караул в Епископском доме, а к черниговскому князю Всеволоду Ольговичу новгородцы отправили посольство, прося на княжение его младшего брата Святослава. Это был колоссальный успех сыновей Олега Гориславича, поскольку Новгород всегда находился в сфере влияния киевских князей, а последнее время в нем хозяйничали потомки Мономаха. И вот всё закончилось. Великий князь Ярополк поморщился, но горькую пилюлю проглотил, поскольку ничего поделать не мог. Именно с этого момента многие историки начинают отсчёт новгородской самостийности, принесшей столько бед Русской земле.
* * *
Итог княжеской междоусобицы, начавшейся после смерти Мстислава Владимировича, подвела битва на реке Супое. Пользуясь разбродом и шатанием среди Мономахова племени, Всеволод Ольгович напал на Переяславль, где княжил Андрей Владимирович. Но князь Андрей оказался не робкого десятка и дал бой супостату. Сражение длилось три дня, согласно Ипатьевской летописи, особенно упорные схватки происходили у Епископских и Княжьих ворот. Переяславль устоял, и Всеволод, сведав о приближении киевских полков Ярополка, был вынужден снять осаду и уйти в верховья реки Супой. Вместе с братом Ярополком в этот поход выступил и Юрий. Это свидетельствует о том, что суздальский князь не опасался нового похода новгородцев на свои земли и мог позволить себе вмешаться в войну на юге. Вряд ли с ним были все суздальские и ростовские полки, скорее всего, с князем была его дружина да ратники, которых Долгорукий мог привести в качестве гарнизона для Городца Остерского, который необходимо было отстраивать.
Объединенные силы Ярополка, Юрия и Андрея выступили на Ольговичей. Однако, как свидетельствует Ипатьевская летопись, Ярополк должным образом не подготовился к битве и выступил на врага, не дождавшись подходивших подкреплений. Киевский князь был слишком самоуверен, за что в итоге и поплатился. Хотя считался опытным военачальником и храбрым ратоборцем, неоднократно бившим половцев. Но, судя по всему, к старости утратил былую хватку. Ярополк пребывал в уверенности, что Ольговичи не посмеют встретиться с Мономашичами на поле боя, и жестоко просчитался. 8 августа 1136 года киевский князь приказал идти войскам в атаку на вражеские полки. Сражение было долгим и упорным, но в итоге дружина Ярополка под командованием тысяцкого Давыда Яруновича опрокинула половцев Всеволода и погнала их прочь с поля боя. Однако воевода настолько увлекся преследованием, что совсем забыл о том, что битва ещё не закончена. И пока он гонялся за половцами, полки Ольговичей смяли войска братьев Владимировичей и разогнали их по окрестностям. Мало того, черниговцы захватили стяг Ярополка и высоко подняли его. Киевские дружинники подумали, что одержана победа, и стали спокойно возвращаться назад, не соблюдая ни строя, ни порядка. А там их уже ждали. Летописец так и записал: "Яша бояръ много" (Ипатьевская летопись). Как видим, действия Давыда Яруновича разительно отличались от действий Якуна Короба при Ждан-горе. Тогда суздальский воевода не бросился преследовать убегающего новгородского князя, а, верно оценив ситуацию, ударил с тыла по главным силам врага. Соответственно, и результат битвы был иным.
Однако, невзирая на победу, развить успех Всеволоду Черниговскому не удалось, и он отступил к своей столице. Боевые действия вновь вспыхнули зимой, и лишь вмешательство митрополита Михаила приостановило кровопролитие. Ярополк был вынужден отдать Ольговичам Курск, и на какое-то время война затихла. Юрий вернулся в Залесскую землю, и многим показалось, что уж теперь-то на Руси воцарится мир. Однако те, кто так думал, просто выдавали желаемое за действительное.
Неугомонный Всеволод Ольгович не удовольствовался уступками со стороны Ярополка и снова раздул пламя междоусобицы. Дело в том, что черниговский князь принадлежал к той породе людей, которые понимают только один аргумент - силу. Только крепкий удар мог вразумить обнаглевшего сына Олега Гориславича. И у великого князя киевского пока ещё были для этого возможности. Но на счастье Всеволода, Ярополк был слаб и предпочитал идти своему родственнику на уступки, а не решать проблему радикально. Киевский князь в упор не видел того, что чем больше он уступает Всеволоду, тем больше у того возрастают амбиции. В итоге подобная снисходительность и близорукость обернулись большой кровью.
В 1138 году Ольговичи опять напали на Переяславское княжество. Князь Андрей снова затворился в городе и, понимая, что против вражеской силы ему одному не выстоять, послал за помощью к брату Ярополку. Киевский князь быстро собрал полки и выступил к Переяславлю. Практически в это же время новгородцы изгнали из города Святослава Ольговича и призвали на княжение сына Юрия Ростислава. И когда Святослав с дружиной возвращался к Чернигову, Изяслав Мстиславич напал на него, нанес поражение и отнял весь обоз. Эта неудача окончательно вывела Всеволода Ольговича из себя, и во главе половецкой орды он захватил и сжег Прилуки, а затем прошелся вдоль реки Сулы, разоряя городки и крепости. Выплеснул свою злобу.
В.Н. Татищев оставил довольно любопытную характеристику этого князя: "Сей великий князь муж был ростом велик и весьма толст, волос мало на голове имел, борода широкая, очи немалые, нос долгий. Мудр был в советах и судьях, потому кого хотел, того мог оправдать или обвинить. Много наложниц имел и более в веселиях, нежели управлении, упражнялся. Из-за того киевлянам тягость от него была великая. И когда умер, то едва кто по нему, кроме баб любимых, заплакал, а более были рады". Как видим, личность не особо приятная. Однако самым плохим было то, что ради достижения своей цели Всеволод был готов на всё. Он просто не умел вовремя остановиться.
И здесь невольно возникает закономерный вопрос: а какая тогда, собственно, разница между Юрием и Всеволодом Ольговичем? И тот и другой легко будут нарушать клятвы и преступать крестное целование. Оба не раз и не два будут приводить на Русь половцев со всеми вытекающими отсюда последствиями. Каждый из них в меру своих сил будет расшатывать устои некогда единой Киевской державы. Каждый из них будет считать, что борется за правду, но только в том контексте, как эту самую "правду" понимал он лично. А "правда" для обеих заключалась в том, чтобы утвердиться на златом киевском столе. Но что самое главное, достигнув своей конечной цели и овладев Киевом, ни тот ни другой и понятия не будут иметь, что с этой самой верховной властью делать. Так в чем же разница?
А разница в том, что разрушительная деятельность Долгорукого на юге уравновешивалась его созидательной деятельностью в Северо-Восточной Руси. Ибо то наследство, которое он оставил своим детям в Залесской земле, стало основой могущества Владимиро-Суздальского княжества, затем Руси Московской и, наконец, России. Всеволод - разрушитель, а Юрий не только разрушитель, но и созидатель. Черниговский князь после себя не оставил ничего, кроме длительного кровавого конфликта между Мономашичами и Ольговичами. Юрий оставил после себя богатое и процветающее княжество, а у его сыновей хватило ума отказаться от киевских амбиций отца и сосредоточить всё внимание на Ростово-Суздальской земле. Фундамент, заложенный Долгоруким, оказался настолько крепок, что Владимиро-Суздальское сумело пережить страшный удар монголов и возродиться вновь. А Черниговское княжество после нашествия Батыя просто перестало существовать. Вот и вся разница в подходе.